Лунный свет

Стол для пикника в каком-то забытом парке под Балтимором. Бутерброды в бумаге. Бутылки минеральной воды «Уайт рок» и пива «Нейшнл богемиан». Дядя Рэй сидит, закинув ногу на ногу, в хлопчатобумажных брюках, рубашке поло, двухцветных мокасинах без носков. Миссис Эйнштейн стоит рядом, в облегающем летнем платье без рукавов. Дядя Рэй улыбается, миссис Э. почти улыбается. Ее рука еле заметно касается его плеча.

– Погоди, у них что, был…

Мама вытянула губы трубочкой и невинно возвела глаза к потолку.

– Господи. Я как чувствовал.

– Она правда его любила.

– Ох-хо. Ты как-то очень зловеще это сказала.

– Он разбил ей сердце. – Мама тряхнула головой. – Чертов Рейнард. – Это было произнесено с некоторой даже нежностью. – Он был милый, обаятельный, но при этом жулик и скотина. Ничуть не лучше твоего отца. Вернее, в чем-то лучше, в чем-то хуже. Не будь таким.

– Ладно.

Я понимал, что мне таким не стать, даже если я положу на это жизнь. Но отчасти мне всегда хотелось быть именно таким.

– Он и мне сердце разбил. – Мама как будто говорила сама с собой.

– Что?

Мне показалось, что я тону в лунном диване – последней общей покупке родителей до отцовского исчезновения. Мальчиком в семидесятых я наблюдал, как мама, словно пламенный юнец после Форт-Самтера или Пёрл-Харбора, вступает в ряды освобожденных женщин. У вставших под это знамя откровенность считалась не только условием, но и непременным следствием любовного приключения. В те годы мне случалось услышать вещи, которые меня шокировали. Со временем я привык, мне даже начало нравиться – само ощущение шока, как я понимаю. Потом, примерно к выборам Рейгана, она угомонилась. Я утратил навык, и сейчас мама застала меня врасплох. Она сидела с распахнутыми глазами и отвисшей челюстью. Только через минуту я понял, что она передразнивает мое выражение, и закрыл рот.

– Ты же… ты же не спала с дядей Рэем? – спросил я.

– Он был не настолько уж меня старше. Ну или я его не воспринимала настолько старше. – Она допила остатки чая с виски. – И вообще, он на самом деле был мне не родной дядя.

– И все-таки. Мам, ты была несовершеннолетней. Ребенком.

– Верно, – ответила мама, застегивая на кожаный язычок черно-белую планету своего отрочества и других утраченных вещей. – Это было преступление. – В ее голосе мешались горечь и нежность. – Он точно был негодяем.

– Он тебя…

– Там не обошлось без алкоголя. Если честно, я ничего толком не помню. Но видимо, мне не понравилось, потому что на следующий день я выстрелила ему в глаз.

– Что?!

– Стрелой из лука.

– С лошади?

– Я сказала, что не хочу фотографироваться.

– Ну, мам, ты даешь.

Я представил, как дядя Рэй, в бермудах и гавайке, падает на газон, а из глаза у него торчит стрела.

– Наверное, я разозлилась. Я к тому времени была зла на все.

Я ощутил, как холодное железо входит в левый глаз, как все заливает красным. Меня передернуло.

– Понимаю, – сказала мама.

– Ладно, – заметил я уже более философским тоном. Потрясение немного прошло, и теперь чем больше я думал про мамину месть, тем меньше она меня удивляла. Дядя Рэй вроде бы славился догадливостью, но маму он понимал плохо, иначе бы близко не подпустил ее к луку и стрелам. – В общем, жизнь тебя так серьезно шарахнула.

– Для начала. А потом твой отец вроде как добил.

– Аналогично. – Я выставил раскрытую ладонь, мол, «дай пять».

Мама немного помолчала, потом тихонько тронула мою ладонь своей:

– Но на твоего деда я, наверное, не так сильно злилась, иначе бы рассказала ему про Рэя. А я не сказала.

– Может, это было бы лишнее.

– Думаешь, он догадался?

– Он привез с собой из Флориды всего пять вещей. Из них одна – та твоя фотография.

– Меня это немного испугало. Может, Рэй ему потом сознался.

– Может, то, что ты стрелой выбила дяде Рэю глаз, немного примирило деда с мыслью, что он тебя на него бросил, говоря его словами.

– «Бросил» – правильное слово.

– Вроде как это значило, что ты могла за себя постоять.

– Хм. – Мама положила ладонь на мою руку. – И все-таки. На всякий случай. Не говори ему, ладно? Может, он просто не нашел другой фотографии. Мы собирались в спешке.

– Ладно. Я не скажу, что я знаю, что ты знаешь, что он знает то, о чем никто говорить не хочет.

– Тем более какой толк говорить? – сказала мама. – Раз все и так знают.

XXX