Лунный свет

– Ладно, – сказал дед, откладывая ложку. – Вернер Магнус Максимилиан барон фон Браун. – И он добавил что-то едкое на идише.

– Я понял только слово «лук».

– Твоя прабабка так говорила. Еврейское ругательство. «Чтоб ему расти головой в грязи, как луковице».

– А вот это что? – Я взял «Ракеты и полеты в космос», украденные тридцать лет назад из тюремной библиотеки. – В книге Вилли Лея ты… или кто-то… вымарал все упоминания фон Брауна.

– Я, – сказал дед и добавил сухо: – Не помогло.

Он подсыпал в бульон немного манделен и съел еще ложку. Было слышно, как сухарики хрустят у него на зубах.

– А потом… Я помню, как ты не хотел смотреть высадку на Луну. Ты встал и вышел из комнаты. Хотя ждал этого всю жизнь.

– Ага.

– Это было как-то связано с твоими чувствами к фон Брауну?

– Ага.

– Так, значит? Наверное, что-то произошло?..

Еще одна ложка бульона отправилась в рот. Дед проглотил. Он смотрел мне прямо глаза, пристально, как будто требуя обосновать мою логику.

– Потому что в то утро, когда ты сел на мотоцикл, по твоему рассказу, ты чувствовал, что вы с фон Брауном почти…

– Родственные души?

– Да. А дальше, в какой-то момент…

Дед по-прежнему смотрел мне в глаза. Я не помнил, чтобы в его взгляде, обращенном ко мне, было так мало нежности. Он положил ложку.

– Вроде как ты его возненавидел лютой ненавистью, – сказал я.

– Вроде как.

– Почему?

Когда я мальчиком впадал в непростительный, на дедов взгляд, грех – говорил очевидное, – дед повторял мои слова специальным голосом. На мой слух это походило на голос, которым Мел Бланк озвучивал тупых ищеек, йети и разнообразных придурочных персонажей в старых мультиках «Уорнер бразерс». Сам дед, наверное, думал, что это голос Лона Чейни-младшего, играющего Ленни в «О мышах и людях»{94}. Я давно его не слышал, но теперь он вернулся, заикающийся, визгливо-инфантильный.

– «Наверное, что-то произошло», – сказал дед этим идиотским голосом.

Я ждал. Он набрал еще ложку и наклонил миску к себе. Я уже представлял, как скажу маме, когда она вернется с работы: «Ему понравился бульон. Я ему скормил целую миску».

Зазвенела отброшенная ложка. Для человека, настолько слабого и накачанного наркотиком, жест был невероятно буйный. Дед оттолкнул миску. Позже я нашел на ее краю выщербину.

– Хочешь знать, что произошло в Нордхаузене? – спросил дед обычным хрипловатым голосом. – В книжках поищи.

XXII

Когда мама пришла с работы, я отправился в библиотеку, домик в сказочном стиле на Маунтин-бульваре. По четвергам она была открыта допоздна.

Первым делом я взял «Радугу тяготения», которую читал в университете для семинара Майка Кларка по современному роману. Именно оттуда я почерпнул все свои немногие (как оказалось, точно выверенные) сведения о Фау-2. Час я листал книгу и проглядывал относящиеся к делу абзацы, начиная с эпиграфа, затем стал читать кусок про второстепенного персонажа, Франца Пёклера, инженера, чья рабочая биография следует этапам космического ракетостроения в Германии: веймарский период «Ракетного порта Берлин», идеалистическое Verein für Raumschiffahrt[28], Frau im Mond и повальное увлечение ракетами, милитаризация ракетного производства с приходом Гитлера, Пенемюнде и – я вздрогнул, обнаружив, – Нордхаузен, где в какой-то момент оказывается главный герой Эния Ленитроп{95}. Я помнил, как читал эти абзацы – частью абсурдистские, частью жуткие, – помнил, что действие развивалось в подземном логовище ракеты и рядом, но название городка в Гарце начисто выпало у меня из памяти. Мне подумалось, интересно, знал ли дед «Радугу тяготения» и пытался ли ее читать? Как бы он воспринял описания военной Европы, ужасов Нордхаузена, ощущения при ракетном обстреле – все то, что Пинчон сам не видел и не пережил? Меня текст убедил, но я ведь и не знал ничего. Всю литературу, кроме так называемой научной фантастики, которую читал (как и «Волшебную гору») ради концентрированных идей, дед называл «чушью собачьей»: зачем убивать время на романы, если есть научные книги?