Лунный свет

Однажды, когда мы после очередной смены завтракали пирогом в «Лунном свете», я рассказала ему, что тетя Мона ждет ребенка. Предварительно спросила у нее разрешения, и она дала добро, при условии, что он сохранит все в тайне до тех пор, пока она сама не будет готова придать сей факт огласке. Он за нее порадовался, но в то же время просто диву давался тому, как она забеременела.

– Вот тебе и раз, – сказал он, – жизнь, похоже, и правда всегда отыщет свой путь, правда?

– Думаю, это судьба.

– Я тоже, – прошептал он, – я, черт возьми, тоже…

Мне в голову пришла мысль еще и принимать таблетки. В виде двойной гарантии. Обязанности тети я выполнять могла, но этим мои нынешние возможности исчерпывались. Может, моя мама была слеплена из более крутого теста, чем я.

– Тебе вряд ли захочется знать, что происходит при родах, – сказала я ему, думая о сведениях, почерпнутых недавно из прочитанных с Моной книг.

К этому моменту я пыталась понять, как в истории человечества вообще еще есть женщины, которым удается не умереть, подарив другому человеку жизнь.

К пятнице я немного свыклась с мыслью о том, что у тети Моны будет ребенок. Спала на этой неделе хаотичнее обычного, поэтому еще больше выпадала из реальности и то и дело клевала носом, на несколько секунд проваливаясь в сон. Мне даже не требовалось прилечь. Я просто на несколько мгновений отключалась, пропускала несколько слов, если рядом кто-нибудь что-то говорил, непривычно от этого расстраивалась и злилась. И именно этой своей раздражительностью объясняла нашу размолвку с Дэниэлом, когда мы немного повздорили по поводу похода в оперу.

Малость струсив, он передумал следить там за Дарке. Даже предложил вообще свернуть наше следствие.

– Мы вполне могли бы заняться расследованием другого дела. В отеле то и дело происходит что-то странное. Что ты, к примеру, скажешь об этих защитниках животных? Джозеф практически уверен, что они шастают в районе парковки отеля. Вполне возможно, планируют вывесить еще один баннер или подложить другую рекламную свинью.

Мне до защитников животных не было никакого дела. Они даже наполовину не представляли для меня того интереса, который я питала к Дарке. К тому же мы уже себя ему посвятили.

– Детективы просто так не сдаются, – сказала я, – мы не можем просто так прыгать с одного дела на другое, не доводя ни одно до конца.

– Думаю, ты права, – ответил он, – но если бы мне пришлось выбирать между двумя вариантами – обычными Ником и Норой и Ником и Норой, Пустившимися Во Все Тяжкие, – то…

– Ты же ведь знаешь, что для подлинных Ника и Норы одно от другого было неотделимо, правда?

– Берди, ты моя Берди. Мне нравится, что ты считаешь их реальными, – сказал он, чуть приподняв вверх уголки рта. – Ладно, придется идти в оперу.

Порой, когда кто-то что-то говорит, нетрудно заметить, что в действительности он думает о чем-то другом. То же самое я замечала и за Дэниэлом, и это меня немного беспокоило. Впрочем, как и многое другое, в том числе и тот идиотский красно-желтый постер в доме Дарке. Где же я могла его видеть? Мозг упорно пытался связать его с каким-то образом, который я лицезрела, когда была меньше. Так где же? В ресторанчике? На нашей старой квартире. Нет, это было немного не то. Сначала мне подумалось, что это какой-то слоган, но когда я попыталась найти его в Интернете, в глазах тут же зарябило от пляжей и пальм. Тогда в голову пришла мысль, что мои усики детектива дергаются не из-за постера, а из-за написанных на нем слов. Эх, будь у меня возможность хоть на секундочку глянуть на постер под другим углом, я бы наверняка их прочла.

Мне очень хотелось забыть этот идиотский постер, но не получалось. А в тот вечер, когда давали оперу, я, поднявшись на борт парома, чтобы попасть в город, уснула прямо в кресле и во сне увидела, как вернулась в дом Дарке одна, заглянула в те самые окна, но увидела, что они превратились в стеклянные стенки китайской камеры для пыток Гудини, внутри которой тонул Дэниэл. Я разбила стекло, а когда вода хлынула наружу, еще раз взглянула на закатный постер Дарке, попыталась сосредоточить внимание на черном вихре, закрывавшем собой солнце, и точно в нем что-то увидела! Но в этот самый момент в сырой вечерней мгле, затянувшей залив Пьюджет-Саунд, взвыла противотуманная сирена, я проснулась и потом уже не могла вспомнить, что видела во сне.

Вполне возможно, что мысль, не дававшая мне покоя, касалась чего-то совершенно банального. Я попыталась выбросить ее из головы и без особого труда этого достигла, когда сошла на берег паромного терминала Сиэтла и увидела, что меня ждет Дэниэл. Насчет костюма он был совершенно прав – тот выставлял его в самом выгодном свете. Дэниэл выглядел выглаженным и лощеным, костюм безумно ему шел. Стянутые сзади черные волосы сияли в свете уличных фонарей.

Он показался мне ослепительным.

– Боже милостивый, Берди, – сказал он, глядя на меня нежными, любящими глазами, – ты выглядишь изумительно. Я будто вижу сон. Блин, может, мне это и правда снится? Постой, дай-ка я сосчитаю.