Я подняла бровь, глянула на Дэниэла и сказала:
– Может, ты имеешь в виду
Когда мы еще жили с мамой и тетей Моной над ресторанчиком и я ходила в обычную школу, мы с ребятами часто играли в нее на переменке. И почти всегда кому-нибудь приходилось взбираться на ветви непомерно разросшегося дерева, нависавшие над забором.
– Не-а. Моя игра называется «Правда или ложь», – гнул свое он. – Правила таковы. У каждого из нас есть три хода. Когда ходить выпадает очередь тебе, ты задаешь мне вопрос. Что-то такое, что тебе хочется обо мне узнать. А я могу либо сказать правду… либо солгать. Потом ты решаешь, что лучше – поверить мне или поставить мой ответ под сомнение. Например, я могу спросить, какая у тебя сейчас любимая песня.
– Понятно.
– И какая у тебя сейчас любимая песня?
– Прямо сейчас?
– Да, Берди, прямо сейчас.
– У меня такой нет.
– Любимые песни есть у всех. У меня, например, это «Under Pressure» в исполнении Дэвида Боуи и Фредди Меркьюри. Как думаешь, это действительно так или я тебе вру?
– Думаю, не врешь.
– Правильно. Засчитываю тебе очко. Вот так мы и будем в нее играть.
– Я что-то не догоняю. И кого тогда считать победителем?
– А победителем здесь, Берди, будет знание, – с широкой улыбкой сказал он. – Просто задай мне вопрос. Что-нибудь такое, что тебе действительно хочется обо мне знать. Мой ответ может быть как правдой, так и чистой воды вымыслом. Никаких компромиссов, не отвечать на вопросы нельзя. Когда я отвечаю, ты решаешь, ложь это или нет.
– Что-то типа перекрестного допроса?
– В самую точку. Вообще-то эту игру следовало назвать «Допроси меня». Для таких леди-детективов, как ты, это звучит куда привлекательнее.
– Постой-ка. Ты что же, изобрел эту игру прямо сейчас?
– Это твой первый вопрос? У тебя всего три, так что не трать их впустую.
Я засмеялась. Он тоже.
Отлично. Думаю, у нас все получится.
Я попыталась придумать хороший вопрос, время от времени поглядывая на парк, пока мне кое-что действительно не пришло в голову.
– Ладно, один у меня есть. Готов?
– Давай.
– Как ты потерял слух? Это мой первый вопрос.
– Ха, – сказал он и небрежно откинулся назад, – по правде говоря, это забавная история. Видишь ли, моя мать, ее зовут Черри, работала помощницей у иллюзиониста. Ты знаешь, это такие красотки, которые залезают на сцене в ящик и позволяют себя распиливать на мелкие кусочки.
Я прищурилась и посмотрела на него. Неужели он уже взялся кормить меня баснями?
– В 1990-х годах она каждые выходные выступала с известным в Сиэтле магом, звездой местного масштаба. Они начинали с клубов и только потом добились некоторой известности. Потом мама познакомилась с моим отцом, забеременела, и поскольку никто не желал видеть, как беременную ассистентку запихивают в ящик и начинают протыкать шпагами, эту деятельность ей пришлось прекратить. А отец, как тебе уже известно, был бездушным отбросом человеческой плоти и считал, что она помешает его карьере. Да и как он мог сообщить своей белой семье, так трепетно следящей за чистотой крови, что обрюхатил юную азиатку? В итоге он ее бросил, она в своей магической профессии взяла паузу, а потом ее сценический партнер, тот самый иллюзионист, погиб в какой-то непонятной авиакатастрофе, и о сцене ей и вовсе пришлось позабыть.
– Интересно, – с опаской произнесла я, не уверенная, что он говорит правду, – но я не понимаю, какое отношение это имеет к заданному вопросу.
Он поднял вверх указательный палец и сказал:
– Сейчас поймешь. Мама хоть и распрощалась с магическим ремеслом, но сценические реквизиты сохранила. А когда я стал проявлять интерес к исполнению трюков, дедушка стал меня в этом поощрять. Мамин отец. Я зову его Джиджи. Сам того не замечая, я старался произвести на всех впечатление… Ты когда-нибудь слышала о придуманной Гудини «Китайской камере для пыток водой»?
– Э-э-э… Ты имеешь в виду тот фокус с исчезновением?
– Совершенно верно. Иллюзиониста заковывали в цепи и опускали в аквариум с водой, после чего опускался занавес, и он благополучно исчезал. И вот как-то летом, на каникулах, перед тем как идти в последний класс, я наполнил на заднем дворе чан с водой. Мне помогали другие ребята. И все было бы хорошо – я знал, как оттуда выбраться, – если бы не заел хитроумный замок, запиравший крышку бака. Я запаниковал и случайно ударился головой о стекло. Один мой друг схватил топор и вскрыл бак, не дав мне утонуть… но при этом я пробил барабанную перепонку. У меня началось опасное воспаление. После этого я и перестал слышать левым ухом. Еще как результат – мне запрещают заниматься трюками и фокусами с исчезновением. Чтобы, типа, больше никогда. Для этого конечно же есть и другие причины, но…
В какой-то момент мне показалось, что он хотел сказать что-то еще, но тут же передумал:
– Ладно, проехали. Давай решай.
Я вгляделась в его лицо, пытаясь понять, верить ему или нет. История казалась странной и нелепой, но ведь он сам
– Какие еще другие причины?
Он покачал головой: