Лунный свет и дочь охотника за жемчугом

Они выходят на песок и несколько минут молча наблюдают за волнами, медленно отползающими от берега. Отступая, вода оставляет после себя мусор – ракушки и пучки водорослей, пятиконечные морские звёзды и крабы цвета яиц малиновки[39].

– Отдай, – тихо говорит Томас.

Элиза поворачивается к брату. На его лице застыл оскал.

– Отдай, – повторяет он.

– Ты о чем? – ослабевшим голосом спрашивает она.

– Элиза, не валяй дурака. Верни мне пузырёк. – Должно быть, на него почти мгновенно отрезвляюще подействовал свежий воздух. Он вцепляется ей в руку и тянет с плеча сумку.

– Не… – Элиза пытается ее удержать, но Томас хватает ее за раненую шею. Вспышка боли ослепляет. Она отчаянно упирается ногами в песок, но все тщетно. За прошедшие годы она уже много раз была в таком положении, терпя на себе яростные взрывы Томаса. В ушах шумит море, пока она пытается оторвать его пальцы от своего горла. Он наконец спотыкается, и она делает вдох, наполняя лёгкие воздухом.

– Я верну его, если расскажешь правду о том, что случилось с отцом.

Томас опускает руки и отходит от неё на шаг. Медленно поднимает кверху ладони, как будто они могут быть покрыты кровью.

– Прости, – в смятении качает он головой. – Прости.

Элиза вытаскивает из сумки бутылочку и бросает в него. Она приземляется на песок с глухим стуком.

– Ты же знаешь, зачем я здесь. – Она пытается говорить спокойно. – Ты задолжал мне ответы. Объяснение. А для начала расскажи, кто такой Уинтерс.

Томас втягивает носом воздух, по его лицу видно, как он взбешен. Наконец, немного поостыв, он хватается за голову и шепчет:

– Все уже должно было закончиться. Все должно было быть улажено. – Наверняка она неправильно его расслышала. – Я не знаю, где отец, – поднимает он голову вверх. – Я даже не знаю, жив ли он. – У Элизы скручивает желудок. Томас дрожащей рукой приглаживает волосы. – Этого не должно было случиться вот так.

– Так он тогда был жив? – вопрос горячий. Обжигает рот. – Томас, он был жив? – кажется, ее сейчас вырвет.

– Я не знаю! – рявкает он. Он выглядит потерянным. Возможно, это из-за опиума.

Она проглатывает своё разочарование.

– Так сейчас отец живой? – Она говорит медленно, стараясь сохранять спокойствие. – Томас!

Брат отворачивается от нее.

– Знаешь, Виллем и остальные дома считают, что ты как-то причастен к тому, что случилось. – Она провоцирует его, чтобы вытянуть из него больше информации.

– И ты им веришь? Веришь Виллему? – Томас сильно стискивает зубы.

– Я…

– Ну ещё бы. Слушай, если мы собираемся продолжать этот разговор, – он снова быстро проводит рукой по волосам, – мне нужно выпить. Мне необходимо спиртное. Я не могу ясно мыслить.

Хозяин винной лавки передвигается мучительно медленно. Это грузный человек в грязном фартуке. У него обгоревшее на солнце лицо, обрамлённое длинными бакенбардами, и сдавленные тяжёлыми веками глаза, которые избегают смотреть на них. Похоже, он хорошо изучил привычки Томаса. Не говоря ни слова, он берет бутылку рома и ставит на стойку. Элиза почёсывает руки, лишь бы чем-то занять пальцы. Тишина мучительна. Томас отсчитывает грязные монеты и протягивает мужчине.

Они возвращаются к морю, над ними низко нависло небо цвета рыбной плоти, в воздухе запахло тиной. Элиза чувствует себя так, словно балансирует, стоя на краю обрыва. Все силы уходят на то, чтобы сдержаться и не ударить брата по груди. Не расцарапать ему лицо ногтями. Потребовать, чтобы он все выложил. Но она слишком хорошо его знает. Знает, что должна ждать, пока он сам начнёт говорить.

Томас отмахивается от песчаных мух и подносит бутылку ко рту. По подбородку стекают капли. Утеревшись, Томас блаженно содрогается.

Чтобы не заорать, Элиза рассматривает море. Оно медленно перекатывается перед ними, как бархат, становящийся шероховатым и гладким, когда проводишь по нему рукой. Вопросы в голове вспыхивают один за другим, ей хочется выдернуть их и швырнуть их жар в Томаса. Заставить его говорить.

– Я знаю, о чем все думают, – наконец произносит Томас. – Прекрасно понимаю. – Слова повисают в тишине, пока он шумно отхлёбывает из бутылки. – Виллем и остальные. Они думают, что мне нужна флотилия. Что я каким-то образом избавился от отца, чтобы все это стало моим. – Элиза не отвечает. Она должна дать ему выговориться. – Все совсем не так, – продолжает он, уставившись на песок. – По крайней мере, этого не планировалось.

Он отхлёбывает ещё, и у Элизы сжимается горло. Воздух дрожит, на горизонте зловещие тучи озаряют молнии. Она не знает точно, что ожидала от него услышать. Признания в убийстве собственного отца? Рыдания, стоны и мольбы о прощении? Нет. Она знала, что он будет казаться спокойным, пока не станет слишком поздно. У него всегда так.

Томас поворачивается к ней.

– Но я виноват в том, что ему пришлось исчезнуть.

Дневник Чарльза Дж. Г. Брайтвелла, торговца жемчугом. Угроза от китов