Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]

Чернов обладал феноменальным внутренним чутьем. Мгновенно разглядев нужного человека, он тяжело поднялся и полез знакомиться.

Дима мечтал о спокойствии. Будучи боссом группировки, контролирующей один из городских рынков, центр сбыта наркотиков, Дима прекрасно осознавал, что, захоти кто-либо из крупных авторитетов отнять у него лакомый кусочек, он сделает это без малейших проблем. И единственный фактор, удерживающий авторитетов, — уважение. Уважение к нему, Чернову, к его уму и уникальным организаторским и ораторским способностям. Чернов мог убедить любого в чем угодно и предпочитал убеждать, а не стрелять.

Дима также понимал, что черные, расплодившиеся в бешеных количествах, решения общегородского «совета», повелевшего оставить Диму в покое, не признают никогда. Сходняк также назначил разводящих, дабы улаживать возникающие иногда конфликты, но Дима опять же понимал: если вспыхнет война с черными, разводящие слиняют первыми.

А хотелось покоя.

И Чернов изобрел выход.

Необходим человек со стороны. Посторонний, мечтающий стать авторитетом. Дима предоставит ему такую возможность. Он поставит новичка на свое законное место. А сам отойдет в сторону. Новенький займет трон и официально станет главой группировки.

Сперва Чернов думал инсценировать гибель. Но рассудил, что излишние сложности ни к чему. Проще уйти на покой. Пусть даже все в курсе, что уход — формальность. Зато управлять будет новенький. По советам Чернова, разумеется. На разборки и беседы ездит новенький. И если вдруг кто-то сделает «предъяву», то сделает ее новенькому. И правда, что можно предъявить тому, кто не имеет к группировке отношения? И война Чернова не коснется. А будь он боссом, с него бы и начали.

И вот Дима встретил Мишу. Как в мелодраме.

На десятки метров вокруг Кроткова в воздухе витали самолюбие и уверенность в собственных силах.

Дима элементарно подружился с Кротковым.

Интересы Кроткова заключались в деньгах, деньгах и еще раз в деньгах. Он был романтиком, мечтал о приключениях и верил, что деньги рождают любовь к нему лично.

Интересы Чернова: деньги, спокойствие, группа «ДДТ» и замужние женщины. Он был прагматиком и не придавал любви особого значения.

Если вы думаете: «Конечно, Чернов наврал Мише с три короба», то вы жестоко ошибаетесь. Объясняя Кроткову свой план, Дима не соврал ни слова. Он сыграл на самолюбии — главном чувстве, движущем Мишей.

Бизнесмен согласился почти сразу. Еще бы, стать авторитетом! Добиться признания уголовного мира! Вот это романтика! Тем более когда столь почетный пост не повлияет… «В общем, смогу ли я теперь заниматься делами?»

«Да, конечно, сможешь», — кивнул Дима, жуя бифштекс с кровью, заказанный Мишей, и опять не соврал. Миша смог.

Вот только уважения в уголовном мире не приобрел. Чего по невежеству не заметил.

С командой своей Чернов договорился. Его слишком уважали, да он и не скрывал истинной цели замены: остаться у руля, загрузив проблемами другого.

Кротков визжал от восторга и радости. Вскоре женился. Он ведь остался респектабельным бизнесменом.

И тут возник конфликт. Случилось именно то, чего боялся Чернов. Азеры пожелали взять рынок под свой контроль. И предложили выкуп. Предложили не Кроткову, а Диме. Дима отказал. И умер. Вслед за тем Миша, слабо разбиравшийся в бандитских правилах, стал угрожать расправой. И теперь уже скончались несколько азербайджанцев.

Сами собой всплывают кое-какие вопросы.

Впрочем, коли великий авторитет, презираемый всеми без исключения в этой новой для себя роли, соблаговолил встретиться, пусть он же и постарается на эти вопросы ответить.

Я стоял, прислонившись к резной дубовой двери, ведущей в скромную комнату на втором этаже кротковской резиденции, и пил кофе. Ненавижу кофе.

Сам Михаил удобно раскинулся в глубоком и обтянутом зачем-то полиэтиленом кресле, вот только напряжение в лице мало соответствовало позе.

Супруга грохотала бутылками, роясь в баре, и трещала без умолку.

Я зевнул, махнул рукой, разгоняя сгустившуюся атмосферу внутреннего недоверия (ха-ха), и молвил:

— Итак…

Екатерина выдернула из бара кошмарного вида сосуд и обернулась. В ответ я приветственно поднял чашку.

Кротков вздохнул.

— Я вот думаю, — медленно произнес он, поправляя галстук, — каким образом вышло, что мне, владельцу солидного состояния, другу многих обладающих реальной властью особ, потребовалась помощь вовсе не знаменитого среднего российского милиционера…

— У вас очень тепло.

— Да, отопление хорошее. Уголь. Дикая сумма. Вернее, смешная. В России могут все, стоит лишь заплатить.

— Обратите внимание, сколь умным вы кажетесь в моменты, когда мыслите как профессионал. И сколь глупы, когда пытаетесь изобразить Вито Карлеоне.

Он тонко улыбнулся, не размыкая губ. Он нисколько не походил на молодого кретина, каким смотрелся возле дома Чернова. У меня мелькнула идея, что этот Кротков — всего лишь двойник того.

— Это намек?

— Где там. Колоссальный костюм.

— Благодарю.

— Вы ходите в нем по дому или оделись специально?

— Второе. Я пока недостаточно богат для первого. Месье Лор слишком падок до денег.