Лунный ветер (СИ)

   Когда я поднимаю голову, глаза Тома уже совсем близко. Я закрываю собственные, чтобы он не смог прочесть в них отвращение к неизбежному, но он касается моих губ осторожно и коротко. Не размыкая ни их, ңи свои: так могли бы целоваться дети.

   После под радостные крики присутствующих мы рука об руку идём к выходу из храма, и солнце разлетается радугой на моих ресницах одновременно с тем, как на нас сыпется рис и конфетти, а кто-то – кажется, мистер Хэтчер – на счастье кидает через наши головы старый башмак. Я не сразу понимаю, откуда взялась радуга, пока мы с Томом не садимся в экипаж – теперь наше с Бланш место уже не подле родителей, а подле супругов; тогда он бережно проводит ладонью по моим щекам, и на пальцах его остаются мокрые пятна.

   Слёз я тоже не чувствую. И когда, посмотрев в окно, замечаю счастливое и заплаканное лицо сестры, – надеюсь, что мои слёзы тоже можно принять за радостные.

   Следующее, что я помню – мы уже в Грейфилде, сидим во главе пиршественного стола и принимаем поздравления. Стол заставлен яствами, над нами шелестит алая шёлковая крыша открытого шатра; вдали зелёной стеной виднеются садовые деревья, ветер качает сиреневые стебли люпинов и несёт благоухание лилий, пионов и роз. Моя тарелка пуста, вересковый мёд в бокале нетрoнут, слова и лица сливаются в сплошную туманную череду. Я не живу – существую, плыву по течению сквозь странную искажённую нереальность, которой обернулся мир. Иначе мне просто не вынести всего этого дурного маскарада: когда посреди шума, пестроты и улыбок ты кричишь и истекаешь кровью, но под маской этого никто не замечает, – и ты сама делаешь всё, чтобы не заметили.

   Мне казалось, я готова к той пытке, что предстоит ночью. Кто бы мог подумать, что день окажется куда тяжелее.

   Хотя глупо судить, пока эта самая ночь ещё не наступила.

   Из тумана меня на миг выдёргивает прикосновение чужих рук к шее. Я узнаю мистера Хэтчера и понимаю, что он лично застёгивает на мне свой подарок: тяжёлый серебряный медальон. На крышке в окружении рунных узоров выгравирована рука, пальцы которой сложены в жесте, защищающем от зла.

   – Оберег от дурного глаза, – в ответ на мой вопросительный взгляд терпеливо поясняет мистер Хэтчер. Видимо, уже не в первый раз. Его глаза кажутся мне слишком серьёзными для того, кому пристало просто радоваться торжеству, но губы безмятежно улыбаются. – Не снимай, лучше заправь под платье. Сегoдня он тебе пригодится… верно, Том? Ты был завидным женихом, и не думаю, что все безоговорочно счастливы за нашу прекрасную новобрачную.

   Мой муж только кивает, держа в руках собственный подарок от начальника хэйлской стражи – серебряный портсигар с гравировкой, – и я покорно убираю медальон в высокий вырез, поправляя цепочку так, чтобы жемчужное ожерелье оказалось поверх.

   Скорее бы кончился этот кошмар. Я смотрю на Бланш, сидящую на противоположнoм конце стола подле супруга: к ним как раз подлетает очередной соломенный принц, друг Джона.

   – Я, Сэмюэль, сын Уинстона из рода Нейтан, – доносится до меня звонкий голос, насмешливо произносящий ритуальную фразу вызова жениху, – оспариваю твоё право, Джонатан, сын Эдварда из рода Лестер, на твою жену. Ты недостоин столь прелестной девы,и доколе не наступит ночь, что нерушимо скрепит ваш союз, она вольна идти, куда пожелает.

   – Пускай моя жена сама решит, кто ей милее, – в голосе Джона слышится усталость, ибо традиционный ответ он произносит за сегодня уже не в первый и даже не в пятый раз. Тому повезло больше – у него просто не былo столь близких друзей, чтобы он мог предложить им надеть маски и соломенные шляпы, а из приятелей Джона никто не посмел оспаривать супружеские права будущего графа Кэрноу, пусть даже в шутку. – В знак моей безоговорочной веры в неё дарю вам один танец. Да послужит он испытанием и доказательством нашей любви,и когда моя Бланш вернётся ко мне, ты поймёшь, как заблуждался, глупец.

   Я слежу, как сестра ңеутомимой пчёлкой выпархивает с места, следуя за своим кавалером на площадку для танцев. Трава там уже сплошь вытоптана: на этом участке сада земля столь ровная, что решили обойтись без деревянного настила. Остальные гости немедленно освобождают место – танцу невесты с соломенным принцем не должен мешать никто; одни возвращаются за стол, другие замирают зрителями вокруг площадки,и музыканты играют вальс. Соломенный принц всегда приглашает на вальс, и вальс этот всегда – без последней фигуры, без финального кружения. В день свадьбы во время танцев невеста ни в коем случае не должна отрывать обе ноги от земли, иначе фейри могут воспользоваться этим для похищения.

   Я наблюдаю, как Бланш и её партнёр заводными фигурками кружатся в тягучем золоте заходящего солнца… но вижу не их, а сцену из хрустального шара.

   Гэбриэл явится. Не может не явиться. И я даже не знаю, что окажется страшнее: если он действительно захочет меня увести – или если не захочет.

   Ведь после того, что я сделала, после того, как предпочла ему другого, после того, как с ним обошлась…

   Странный удивлённый гомон вновь вырывает меня из задумчивого тумана.