Луноликой матери девы

Все это было так, мы знали, но отчего-то никто в станах никогда не завидовал им, и никто не хотел, чтобы их дочери вечными девами стали. В отдельном чертоге стояли их дома, редко с людьми общались они, и стойбищенские, хоть уважали, а больше боялись их. Только раз в году, на праздник весны, к людям выходили эти девы и для них танцевали.

А Камка так продолжала:

— Гордости и чванства девы не знают — Луноликая матерь карает таких. Лжи, обжорства, жадности не знают — Луноликая карает таких. Как все дала, отобрать в любой миг может. Дверь в свой чертог отворив, выгнать в любой момент может.

Мурашки побежали у меня по спине. С детства питая любовь к этим девам, всегда с трепетом за ними я следила, но только в тот миг поняла, отчего они держались вдали от людей, лишнего слова не говорили, себя в строгости и почти нищете держали, хотя могли бы иметь все, как мой отец и главы родов. Представилось мне тогда, что, всегда Луноликой длань на себе ощущая, они боялись ее и слабости в себе подавляли. Представилось мне, что Луноликая, прогневавшись, в любой момент может ударить такую деву чеканом с неба.

И другие, верно, о том же думали, потому что Ак-Дирьи спросила:

— Как карает? Смертью?

Камка тяжело взглянула на нее и не сразу ответила:

— Смерти не боится Луноликой матери дева. Своего дара лишает госпожа ту, которая нарушит обет. Бесстрашной дева была — последней трусихой вмиг станет. Не знала поражения — дитя ее победит. Потерявшая дар быстро смерть найдет, но жизнь такая страшнее смерти.

Меня била лихорадка — так ясно представила себе эту кару.

— Сейчас вы вправе решать, принять ли вам этот дар, — сказала Камка. — Вы знаете, что вас ждет. Выбор духов — не приказ, а на вас указанье. Если же сердце чует, что не выдержать вам такой жизни, что быть матерью и женой милее, можете сказать и уйти. Стать простым человеком сейчас можете. Стать простым человеком, преступив обет, не сможете никогда: хуже худшего это, девы. Решайте.

Мы молчали, не поднимая глаз. Я пыталась заглянуть глубоко в себя: справлюсь ли? Но увидела простой ответ: другой жизни не может быть у меня. В чем же сомневаться? И первой я подняла глаза:

— Я готова.

И все девы ответили так же. Радостно стало мне, будто скинула тяжкую ношу, но Камка по-прежнему строго сказала, будто не верила нам:

— Это лишь первый шаг. Еще будет возможность остановиться на пути.

Потом достала из куля, на котором сидела, кожаный сверток, развернула и подала каждой из нас тонкий пояс с серебряной пряжкой в виде головы барса, пожирающего голову барана. Это был пояс Луноликой. С гордостью мы препоясались — будто стали такие же, как они. Хотя как далеко еще нам было до них!

Глава 6 Ээ

Как и прежде, наш день начинался с гула: «Дон-дон-донн». В склоне утеса была пещера, в которой мы поселились, и Камка при входе повесила свой медный блин. Звук наполнял гору и нас самих, выносил из сновидения. Но после жизни у озера дни на круче казались отдыхом. В пещере было тепло и сухо, даже снег, принесенный на ногах, таял. Спали, покрывшись войлоками и шкурами, и после холодных ночей у озера это было, как дома. Утром Камка уходила на охоту или к лошадям. До ее возвращения мы могли делать, что хотели, даже просто смотреть на долину, залитую солнцем, слепящую глаза снегом.

Стрельбой и борьбой мы не занимались, теперь учила нас Камка танцам. Это были еще не те прекрасные, в единое движение слитые танцы, что Луноликой матери девы танцуют на праздник весны. Они при полном оружии, в боевом облаченье, конные и пешие танцуют, и глаза их будто невидимые видят бои. Но не были это и те хороводы, похожие на качание трав или тихий ручей, какие наши женщины в станах водят, какие даже с чадом во чреве танцевать могут. Нет, наши танцы походили на охоту барса, на бег оленя, на плескание рыб в реке. Вспоминать разных зверей заставляла нас Камка и их движения повторять. «Сила зверей к вам так переходит», — говорила она.

Мы учились до изнеможения, а вместо отдыха заставляла нас Камка играть. Сшила из лоскутов кожи небольшой мяч, заполнила каменной крошкой и хвоей, и мы играли в охотника и зайцев: охотник убивал зайцев мячом. Или играли в оленей и волка, в следопытов — во все, что припомнить могли. Еле на ногах держались к сумеркам.

Но главные наши занятия были не днем, а вечером, когда поднималась луна. Тогда Камка спускалась на утес, разводила огонь и звала нас.

Этот утес мы прозвали лунным, потому что растущий месяц стоял, казалось, прямо напротив, и видна была оттуда вся долина и разлив реки, и видно было, что имеет он тоже форму месяца. Камка собирала нас вокруг костра. Мы ложились и позволяли свету луны заполнить наши тела.

— Пока луна прибывает, она вам силу может передать, — говорила Камка. — Как сосуды пустые, наполнит вас собою. Сила женская в гнезде копится, — говорила она и клала руку на низ живота под пупом. — Лежите и наблюдайте, как свет будет вас заполнять.