Луноликой матери девы

И мы лежали, смотрели на чистое, холодное небо. Лунный свет заливал утес, а Камка медленно ударяла в бубен, и каждый удар отдавался в нас. «Бом. Бом. Боммм», — пел бубен, и волны света стекали сверху. Долго мы лежали, пока мороз не пробирал до костей, потом поднимались и прыгали вокруг костра — отчасти чтобы согреться, но и оттого, что переполняла радость.

Потом возвращались в пещеру. На утесе каждая из нас нашла по велению Камки плоский голыш, размером с ладонь. Этот голыш — Камка его назвала оньго — мы должны были класть себе на живот, когда ложились спать, чтобы ощущать его прохладу и вспоминать лунный свет. Так засыпали, и сны, которые тогда снились, были ярки и удивительны. Зверей были полны они, коней и ветра. Снился мне и мой барс, как будто следит за мною. Снился и дом, и всегда я сидела с отцом и братьями как равная, а не как женщина или дитя.

А потом в одном сне барс приблизился и остался рядом, на меня глядя не так, как смотрят звери. И я поняла, что это мой дух-ээ.

На следующую ночь было первое полнолуние на круче.

В тот день Камка рано нас разбудила. Голышом погнала на кручу. Сыпал мягкий снег, за ночь у лиственниц на склоне намело сугробы. Камка велела нам искупаться в снегу и не разрешила одеться, пока не нырнули с головой.

— Сегодня луна полноты своей достигает, — сказала она. — И вы испытать ее силу должны.

Накормила потом нас жирной похлебкой и без отдыха стала гонять по круче. Ни сесть, ни вздохнуть, ни у огня погреться не могли мы. Как кони на перегоне, взмокли. Как олени загнанные, дышали, вывалив языки. Но Камка нас не отпускала, все новые задания выдумывала. А когда не могли мы уже ни подтянуться на руках, ни присесть, разрешила играть и сама взяла мяч, и мы бегали от нее по круче, как полоумные.

К полудню я думала, что не дожить мне до вечера. Тогда начала Камка нас учить танцевать. Бешеным, неистовым был ее танец. Как дух ярости, она носилась: то к земле припав, кружилась, то, оттолкнувшись, взлетала вверх, вокруг себя крутилась и земли не касалась. Нас же ноги не держали, воздуха не хватало, сердца готовы были выскочить, в глазах стояли красные пятна. А Камка как из камня была. Не выдержав, мы упали наземь, во все глаза на нее глядя, дыханье не могли возвратить.

Заметив, что больше не танцуем, кинулась она к нам и гневно закричала:

— Девы, чего вы застыли? Или не видите, кто носит меня? Слуг вокруг много! Берите себе любых! Только берегитесь!

Но мы стояли, как глупые телки, и ничего не понимали. Тут она бросилась ко мне и ударила в грудь с такой силой, что выбила дыхание. Как рыба, раскрыв рот и выпучив глаза, я стояла, пытаясь хоть глоток воздуха сделать, и вдруг, глянув на Камку, увидела, что сотни бестелых духов окружают ее. Держат ее и помогают двигаться: то вдруг подхватят в прыжке, и она дважды кувыркнуться успеет, то подбросят, и она перелетит на другую сторону кручи. Я не верила своим глазам. Обернулась на дев — они увидели то же и остолбенели. Тут Камка хлопнула в ладоши — и остановилась, как изваяние. Как будто бы не плясала так яростно, лишь немного раскраснелась.

— Вот как двигаться надо! — хохотала она звонко. — А вы медлительней волов!

— Ты не сама! — с обидой крикнула Очи. — Духи тебя носили. Мы видели!

— А, видели, видели! — по-детски закричала она и принялась прыгать на месте.

— У нас сил нет, чтоб за тобой успевать, — сказала Ак-Дирьи. — Ты бы нам объяснила, мы не понимаем, как это делать.

— И вы можете так. Оньго свои попросите! — отвечала она и снова с хохотом сорвалась с места, продолжив бешеный танец.

Мы в недоумении переглянулись. Оньго-камень у всех был с собой, в мешочках на поясе. Мы его достали, но что делать с ним, не знали. Тогда Очи сказала, нарочито серьезно и громко:

— Помоги мне, мой оньго, двигаться без устали!

И принялась плясать. Все быстрее, быстрее пыталась крутиться — но запнулась и полетела в снег, слишком устала. Ни один дух к ней не явился.

— Камень сам не поможет, — догадалась я. — Но может, что-то в нем есть, что привлекает духов?

Камка была в тот момент на другом конце кручи, оттуда слышался ее хохот. Уже не для нас плясала, сама потешалась.

— Если может оньго чем-то духов привлечь, пусть берут это и мне помогают, — сказала Очи, вытянув руку вперед.

Но не договорила, как поднялся ветер, и вихрь, ниоткуда взявшийся, скрыл ее. Мы и двинуться не успели, но Камка метнулась через всю кручу в самое сердце вихря. Раздался жуткий крик — будто и не человек, не Камка кричала, а сама гора содрогнулась в гневе и завыла. И все стихло.

Мы лежали оглушенные, заваленные снегом. Там, где стояла недавно Очи, снег был снят до самой земли, вывороченные, лежали черные комья, прелые иглы лиственниц, мшистые камни были разбросаны кругом. Очи лежала поодаль, Камка склонилась над ней и хлестала по щекам.

Я с трудом поднялась и хотела бежать к ним, но двигалась медленно, тяжело, как в дурном сне. Другие девы, видела я, так же вставали. Потом, словно вынули воск из ушей, стала все слышать и быстрее смогла идти.