Lurk (СИ)

— Нет, не нужно, — он хочет отойти на шаг, но Лидия привлекает его к себе силой, приближаясь к его лицу, держа парня за запястья, боясь, что он не переплетет свои пальцы с его. Руки ее холодные. Падающих с пропасти капель становится все больше, а они продолжают стоять у машины и совершенно не собираются садиться внутрь, чтобы не попасть под проливной дождь.

Смотрят друг на друга. Дышат опьяняющим кислородом и понимают одно — сейчас их время.

— Я хочу стать твоим другом, не лишай меня шансом.

— Опять другом? — усмехается он, но теперь в его голосе явно чувствуется боль, и Лидия закидывает свои руки Стайлзу на плечи, прижимаясь к нему все своим холодным телом. Он может проникнуть за ее третий барьер, за четвертый, может не любить ее, но пусть будет рядом.

Пусть обнимет ее в ответ, это все, что нужно.

— Но ближе ты меня не подпустишь, — отчаянно шепчет, утыкаясь тут же в его плечо и боясь, но безумно желая почувствовать его руки на своих плечах. Дождь все усиливается, одежда промокает быстрее, боль из самого неба вытекает стремительно, как кровь из перерезанной артерии, а тучи медленно теряют свою чернильность, становясь уже скорее свинцовыми, чем иссиня-черными.

— А ты попроси, — он хватает ее за талию. Нет, не хватает — вонзается, как ястреб в жертву. Лидия вздрагивает, но делает глубокий вдох и внемлет каждому слову. — Попроси, — цедит сквозь зубы и раскаленным шепотом произносит в самую шею: — Попроси, Лидия. Попроси!

Она чувствует, что он привлекает ее к себе, что его боль становится ее болью, его страхи — ее страхами. Его разум открыт, ее — тоже. Их воспоминания за прошедшие два месяца сливаются, выстраиваются в хронологическом порядке и становятся единым фильмом. Их фильмом об их одиночестве друг без друга.

О черт, кажется, фильм прошибает их насквозь.

— Попроси! — приказывает, чуть отстраняясь (будто через силу) и заглядывая девушке в глаза. Ее волосы уже мокрые от дождя, а взгляд — испуганный, но именно тот, которого он ждет: влюбленный и отчаянный. — Попроси о большем!

— Влюбись в меня. Еще раз. Или всколыхни это чувство в себе. Или позволь мне его всколыхнуть. Только больше не…

Она не договаривает, потому что боль вытекла вместе с дождем и собственными слезами, потому что раскат грома, последующая за этим молния — это озарило и заставило молчать. Это заставило прижаться друг к другу и поцеловать друг друга. Страстно, бешено, с каким-то нечеловеческим страхом потерять, с каким-то ненормальным желанием ощутить каждый отток, ощутить каждое прикосновение, каждое малейшее движение губ друг друга.

Мгновения — это резкие повороты, которых ты не увидел в темноте, и из-за которых тебя вынесло на встречку. Или в кювет — в зависимости от случая. Мгновения решают все, мгновения показывают тебе — и всем остальным — тебя настоящего. Просто всего лишь одна пятисекундная запредельная ситуация — и ты становишься для себя совершенно незнакомым человеком.

Секунды — и ты себя не контролируешь.

Секунды — и ты уже совершенно другой человек.

Секунды — и он прижимает ее к своему джипу, собственным телом вдавливая в машину и вонзаясь пальцами в мокрую кожу под футболкой. Ее мысли, ее воспоминания, ее желания оглушают его. На миг он отстраняется, пытаясь справить с потоком ее чувств, а Лидия в это время целует! Целует, припадая к шее, как вампир. Ему нравятся ее попытки оставить засос — отметку, благодаря которой они смогут убедиться, что все происходящее реально. Ему нравится ее отчаяние, ее скачущие хаотичные мысли и холодные пальчики, цепляющиеся за ворот футболки.

Секунды — и они оба понимают, что их боли нужен отток.

Кажется, мир бесится где-то за пределами их реальности, и все краски — только темные, но это лучше, чем ничего — становятся ярче. Кажется, дождь превращается в настоящий ливень, прошибающий холодом насквозь, и Стайлз знает, как этот холод трансформировать в жар. Ему не нужны слова — его намерения уже звучат в ее голове. Ее руки уже сами цепляются за края его футболки в каком-то отчаянном, полном страхе, движения. Мокрая вещь падает к ногам, а Лидия тут же никнет к этой обнаженной груди, пальцами исследуя неизвестное ранее, но такое желанное сейчас тело.

И пока Стайлз поднимает края маечки Лидии вверх, его собственная боль сама отступает. Может, это энергия Мартин, может — возбуждение, но из памяти вылетает Кира, Скотт и все произошедшее. Стилински снимает эту ненужную вещь и тоже кидает на раскаленный асфальт. Он целует губы Лидии с какой-то былой нежностью, Лидии не хочется думать о том, что она — лишь обезболивающее, поэтому девушка подавляет эту мысль и вздрагивает, когда руки Стайлза пробираются под юбку.

Фактически, он укладывает ее на лопатки в третий раз, но в действительности — это первый. Прикосновения отличаются от ментальных — прикосновения уверенные, жесткие, но причиняющие что-то среднее между болью и удовольствием. Лидия чуть отстраняется, смотрит на парня испуганно, но он улыбается, хватается за лямки ее трусиков и тянет их вниз.

Кажется, теперь поздно останавливаться, да? Кажется, они оба в ловушке.