Lurk (СИ)

Ясно одно — надо еще выпить. Если не получается вырвать Стилински и мысли о нем из своих суток, то можно утопить это безумие в алкоголе. Девушка разворачивается, чтобы подойти к столику. Только сейчас она замечает Эллисон и Айзека, которые даже не танцуют — просто стоят посреди толпы и молчат, наслаждаясь обществом друг друга.

Лидия чувствует, что ей больно.

Она делает еще шаг, а затем внезапно падает на спину, и глубокий вдох — единственное, что она позволяет себе перед чьим-то страстным и таким приятным поцелуем.

3.

Истома становится такой сильной, что с губ срывается стон. Открывать глаза совершенно не хочется, другие органы чувств обостряются, и все тело начинает походить на единый напряженный нерв, который реагирует на малейшие тактильные контакты.

Влюбленность — это вязкая жижа, неприятная на вкус и тягучая как смола. Она прилипает сначала к телу, потом обволакивает твое сердце, которое начинает биться по заданному ритму.

Тук…

Тук…

И ты больше не дышишь.

И ты больше не видишь, не слышишь и вообще толком и не чувствуешь. Ты ощущаешь только то, как его — чьи? — руки прикасаются, оставляя ожоги на коже. Ты ощущаешь собственное сердце, что так приятно щемит, чувствуешь слабость внизу животу и осознаешь, насколько легко ей поддаешься.

Насколько легко ей поддается он — тот, кто целует, нависая сверху. Тут так тихо, что слышно собственное сбитое дыхание, стоны и шум простыней под спиной. Тут так темно, что не видно даже силуэтов, но твое тело и тело того, кто сверху сливаются, становясь единым целым — и ты понимаешь, что свет и не нужен.

Лидия выгибается в позвоночнике, совершенно не понимая, почему ей так легко. Секунду назад она слышала шум в голове и ощущала боль в спине. Она чувствовала себя чужой, а теперь ощущает, насколько необходима ему, насколько необходим он ей.

В ее голове взрывается вопрос — о ком она думает? Но вопрос угасает, потому что Лидия ощущает первый толчок внутри себя, и ее окончательно вычеркивает из действительности. Ее тело будто растекается по простыням, будто сама девушка освобождается от всего, что сковывает. Только он, только тот, кто нависает над ней, имеет значение. Его поцелуи опьяняют, его руки сильно давят на ее руки — это доставляет удовольствие.

Лидия рвется за поцелуем, касается плеч парня, отстраняет его от себя, но зачем-то открывает глаза и видит перед собой…

Она застывает, прежние ощущения наваливаются на нее — рот открывается в немом крике, девушка скидывает с себя парня, автоматически поднимаясь с кровати, а когда она открывает глаза — по-настоящему открывает глаза — то делает всего лишь один шаг по направлению к выпивке.

Она в том же зале. На той же злосчастной вечеринке. В ней бурлит то же злосчастное желание напиться, но теперь не потому, что ей хочется оторваться, а потому, что ей горько. По-настоящему горько. Она снова провалилась в чье-то сознание. Ее пугает, что это случается против ее воли, да еще в такие неожиданные моменты, да еще и неизвестно, в чьих воспоминаниях она побыв…

Лидия ошарашенно оборачивается, потому что вспоминает, кого видела и потому что знает, в чью память она заглянула. Мартин сталкивается взглядом с Эллисон и в неверии качает головой. Ее накрывает обида — она думала, они подруги. Она думала, уж они-то доверяют друг другу секреты. Лидия делилась своими мыслями о Стайлзе, но Эллисон и слова не сказала о том, насколько сильно она сблизилась с Айзеком. Нет, Арджент не обязана отчитываться в подробностях, но…

Куда подевалась их дружба?

Лидия в последний раз плакала на песчаной отмели и после этого ненавидела себя. Она пообещала впредь не быть такой чувствительной, но эмоции вышли из-под контроля, чужие воспоминания накрыли с головой — и прежнее обещание разбилось, осколками упав к ногам.

Интересно, знала ли Эллисон о том, что за ней подглядели? И если знала, то что она испытывала — злость и осуждение или вину и неловкость? В любом случае, это уже не важно. Лидия разворачивается и быстро направляется к выходу. Она совершенно забыла про свои туфли. Ей нужен свежий воздух. Ей катастрофически необходимо поговорить с кем-нибудь, иначе это молчание внутри нее взорвется, после чего она сама не будет способна что-либо говорить. Сознание прорезала лишь одна мысль — пока у нее тоже есть свои секреты, и они почти квиты.

Дверь хлопают за спиной. За спиной остается отвратительная музыка, остаются иллюзии и эти никому не нужные танцы. Может, Скотт был прав — в Бейкон Хиллс наступило время затишья, больше не стоит искать в чем-либо и в ком-либо подвох и заняться наконец-то собой, своей личной жизнью, как это сделали Эллисон и Айзек.

Она и займется этим — не будет подавать виду, будет зациклена на парнях и вечеринках, станет устраивает домашние вечеринки с таким же пуншем, музыкой и бассейном. Ей снова надо стать любимицей школы, выйти из амплуа отшельницы, повернутой на странностях Стилински.