Lurk (СИ)

С этим намерением она идет по коридору школы, почему-то чувствуя легкость. Временную, но легкость. Только сейчас она вспоминает о туфлях, но решает, что больше не будет возвращаться ни на те танцы, ни к призракам своего прошлого.

Ей. это. вовсе. не. нужно.

Девушка проходит мимо кабинета химии, когда слышит грохот. Именно в этом кабинете они прятались от альфы, когда сама Лидия еще толком и не понимала, кого бояться. И Джексон тогда слишком близко был по отношению к Эллисон.

И снова Эллисон!

Мартин выкидывает ее из своих мыслей, а затем направляется к кабинету. Она приоткрывает двери и видит вполне предсказуемую сцену: какая-то девушка на парте, а между ее ног какой-то парень, который слишком уж сильно сжимает бедра своей любовницы, вдалбливаясь в нее. Мартин интересно кто это, но она видит лишь спину девушки и совершенно не видит лица парня.

Ее по какой-то извращенной причине привлекает это зрелище — Лидия замирает. Она смотрит на двух человек, которых вышибло из реальности, которые остались существовать лишь для двоих. Руки парня сильны и крепки, и даже в темноте Лидия видит выпирающие вены.

Выпирающие черные вены.

По ним сочится не кровь, а яд, думается ей. А еще ей кажется, что она знает эти руки. И эти вены. Лидия поднимает ошарашенный взгляд и натыкается на эти затуманенные, уничтожающие ее глаза, которые глядят с недоумением и одновременно усмешкой.

Вначале — неловкость. Потом — стыд и неловкость, а после — злость, стыд и неловкость. Лидия быстро отходит от кабинета, зачем-то громко хлопая дверьми, и мчится к выходу.

Ей нужно уехать отсюда как можно быстрее, ей нужно выбраться из этого мрака, пока она вновь не оказалась в чьих-нибудь мыслях или не застала кого-то за чем-то.

4.

Когда Лидия оказывается в машине, она мысленно обещает себе, что проведет ночь за чтением романов о любви или какого-нибудь чтива.

Хватит с нее альтруизма.

И Стайлза.

========== Глава 11. Стадия третья: «Отрицание». ==========

1.

Малия стоит у доски и, сильно сжимая мел в пальцах, пытается сконцентрироваться. Рядом стоит еще кто-то, но Хейл не помнит кто. Ей бы сказать, что она плохо себя чувствует, однако челюсть будто свело, и слова застревают где-то в горле как кости, вызывая удушье и першение.

Слышен только режущий и царапающий звук мела по доске. Слышно собственное дыхание.

— Малия, ты решаешь уравнение? — спрашивает учитель со строгостью и явным чувством превосходства. Малия закрывает глаза и пытается взять под контроль вырывающуюся из рук агрессию. Агрессия и одновременная слабость напоминают чувство полуобморочного состояния — когда ты ненавидишь подступающую к ногам темноту, но не можешь противостоять ей.

Хейл не отвечает на вопрос. Она подносит мел к доске и начинает списывать условия.

— Быстрее, Малия. Уже все закончили!

Девушка кивает, снова закрывает глаза. А когда открывает их, то осознает, что единственное, что она видит — собственные пальцы. Все остальное поглощено мраком. Малии нужно всего пару секунд. Просто присесть — и ей станет легче. Девушка прикрывает глаза. Сквозь шум в ушах она слышит требовательный голос учителя, постепенно срывающийся на крик. Хейл не может… у нее совершенно не получается вернуть контроль над собственным телом, которое пронзает судорога. Из пальцев выскальзывает мел и со звоном падает на пол. Опуская голову, девушка видит как он рассыпался у ее ног белым порошком.

А затем вновь ее окутал мрак. Малия прижалась к доске. Чьи-то голоса стали слышны из-за тумана и темноты. Сама девушка ощущала, что она очень-очень далеко отсюда. И что ей станет намного легче, если она закроет глаза. И когда она делает это, то последнее, что проносится в ее голове — это: «Вчера была отличная вечеринка».

2.

Стайлз накрывает приступ паники сразу, как только он переступает порог больницы. Он быстрым шагом, — не слыша ни окриков Мелиссы, ни голосов собственных друзей, — направляется прямиком к палате. Дыхание скачет как после долгой пробежки, руки трясутся, в сознание очищено от прочих проблем, и в мыслях стучит одно: «Малия в реанимации». Страх сковывал сердце еще сильнее, когда Стайлз осознавал, что Хейл не регенерирует. Она не выходит из этого пограничного жизненно-смертного состояния с того момента как ее увезла скорая.

Стайлзу невероятно хлестко. Он открывает двери палат, отмахиваясь от Скотта и Мелиссы. Он не слышит ни их доводов, ни их просьб. Он не может совладать с собственным приступом паники — его тело то знобит, то бросает в жар. Что-то внутри шепчет, что Стайлз боится не смерти Малии, а чувства вины.

Ведь это он виноват. Вчера пошло что-то не так — стоило сразу обратиться к Кире, но Стилински пренебрег безопасностью и теперь вот вынужден открывать двери каждой палаты, крича в исступлении ее имя и пытаясь думать только о хорошем.