Lurk (СИ)

Кира отстраняется. Она щелкает пальцами, подзывая официанта. Стайлз смотрит на нее с восхищением. Он думает о том, что не все окружающие нас люди — друзья. Некоторые врываются в нашу жизнь для того, чтобы подарить какой-то опыт.

Кира заказывает выпивку. Официант просит документы, но несколько секунд пристального взгляда Юкимуры оказывается достаточно.

— Как ты это делаешь? — Стайлз чувствует, как начинает заплетаться его язык. — Принуждаешь людей?

— Просто смотрю им в глаза и медленно говорю то, что хочу, чтобы они сделали. Я думаю, это связано с барьерами, но как это работает точно, я не знаю, — она пожимает плечами и снова тянется к сигаретам. Вообще, Стайлзу нравится, что Кира — не злой канонный гений, знающий ответы на все вопросы. Она такая же, как и он, только чуть опытнее в использовании силы. — Тебе стоит тоже попробовать, — она улыбается, а потом медленно поднимается. Волосы струятся по ее плечам, и это платье кажется слишком неподходящим для такого места. Кира подходит к Стайлзу и тянет к нему свои руки.

— Нужно потанцевать, — произносит она. Стайлз соглашается, подрывается, и только счас осознает, насколько сильна слабость в его ногах. Кира тянет его на танцпол. Пьяный джаз проникает в сознание и вытесняет воспоминания о цветах и тех неудачных разговорах. Он не знает, как двигаться и подстраиваться под этот рваный темп, но Кира сама начинает вести. Приближаясь, она шепчет ему на ухо:

— Джаз лечит людей! — она закидывает голову и смеется. Стайлз обнимает ее за талию, привлекая к себе. От нее пахнет свежестью, от нее веет свободой — горьковатой, но такой же сносящий как и абсент. — А мы — мы стонущие черные мамбы**, и джаз нам необходим.

Стайлз не понимает половину из того, что она говорит, но постепенно начинает осознавать одно — его разум отключается. Память отшибает настолько сильно, что он не помнит, о чем думал пару минут назад. Тело накрывает приятная истома. И нет, это не стимуляторы, это что-то расслабляющее, что-то дарящее приятную ватную слабость в ногах и чувство слабости по всему телу. Это что-то новое, что-то расслабляющее и невероятное.

И Кира такая доступная, такая податливая в его руках, что от этого сводит низ живота. Стайлз вспоминает тот свой неудачный сон с Лидией, и внезапно ему хочется стереть ее из своих мыслей, хочется наложить на те воспоминания новые.

Все зашло слишком далеко. Кира права — эту привязанность нужно лечить. И Стайлз начинает прямо сейчас. Он прижимает к себе девушку, впиваясь в ее губы, так отчаянно будто хочет сказать: «Мне это необходимо сейчас, не отталкивай меня». Она и не отталкивает. Она обнимает за плечи и прижимается практически вплотную. Они оба понимают, что эти поцелуи намекают на продолжение, что кокаин в крови заставляет забыть о средствах предохранения, а горькое одиночество заставляет их обоих найти спасение друг в друге.

И, черт возьми, это правильно. И всемогущий боже, это приятно!

До дрожи приятно.

4.

Лидию накрывает еще во время семейного ужина. Она вначале не придает этому значение — ну бросает ее в жар, и бросает, что в этом такого? А потом она понимает, что не может просто есть, что до боли сводит колени и совершенно не слышит слов матери. Дыхание становится все труднее контролировать, а в голову лезут совершенно неприличные картинки.

В этих картинках она на заднем сиденье машины, и, несмотря на холодный вечер, ей жарко так, что кажется, будто плавится кожа. И руки — его руки — делают с ней что-то невообразимое.

— Спасибо, мам, мне нужно позвонить Эллисон. Я совершенно забыла про реферат на завтра, — она даже удивлена, что ей удается построить такие длинные предложения, но эта мысль мгновенно улетучивается. Лидия подрывается с места и со всех ног бросается в свою комнату, держась за живот. Она даже не знает, куда ей бежать — в ванную или в свою комнату. Ее мозг отключается, она забывает, о чем думала пару минут, и ей кажется, что она испытывает что-то среднее между алкогольным опьянением и сильной усталостью.

Девушка захлопывает за собой дверь и бросается в ванну. Она дрожащими руками включает воду, и следом за этим с ее губ срывается стон, крик — или как там называется тот звук, который вырывается из грудной клетки спонтанно? Лидия медленно оседает возле ванной, вода шумит, а Мартин закрывает глаза.

Она уже не здесь. Она в машине на заднем сиденье, и она совершенно не помнит, как приехала сюда и что это за место. Впрочем, анализ местности тут же обрывается, потому что кто-то целует ее. Целует непозволительно глубоко и страстно. Целует так, как никто не целовал — с болью, с каплями ненависти и вполне ощутимой благодарностью. Лидия ощущает сильные мышцы под своими пальцами, прикасается к выпирающим венам, вонзается зубами в обнаженное — до боли знакомое — плечо и слышит ответный стон. Она делает глубокий вдох, когда ощущает прикосновения. Такие желанные для них обоих прикосновения — к внутренней стороне бедра. Черт возьми, это почти больно, почти совсем невыносимо.

Она открывает глаза и видит перед собой недоуменной взгляд. Его недоуменный взгляд.