Лувр делает Одесса

Накануне свадьбы окунальщицы сводили Мэри в микву [20]. Там она сняла с себя все украшения, распустила волосы и с молитвой несколько раз погрузилась в воду бассейна, прося Всевышнего освятить ее брак и очистить от всякой нечистоты.

– Кунайся, девочка, – приговаривала старая Ревекка, держа в руках чистую простыню. –  Вода все грехи омоет. Огромная в ней сила и спасение для грешника. Без твилы [21] замуж никак нельзя. Богу угодно, чтобы в брак вступали в чистоте и святости, потому исполняй и будь послушна мужу во всем. Послушная жена плодовита, как виноградная лоза, и сыны ее будут виться вокруг нее, как масляничные ветви. Будь в браке благоразумной, мудрой, и тогда дом твой во все времена пребудет в достатке.

Мэри внимательно слушала наставления старой женщины и с усердием выполняла все, что от нее требовалось.

– За кого замуж идешь? – поинтересовалась Ревекка.

– За Ефима Разумовского.

– Среди наших не знаю такого.

– Он из соседнего местечка.

– Купец или ремесленник?

– Ювелир мой Фима.

– Тогда еще один разок окунись.

– Почему? – искренне поинтересовалась Мэри и послушно погрузилась в воду.

– А шоб ты ему сверкала ярче сапфира изумрудного! Он же привык к драгоценному блеску, потому тебе нужно выглядеть! – засмеялась старуха.

– Гила, – обратилась Ревекка к рядом стоящей женщине, – она мне нравится. Хорошая девочка, дай Бог ей большого счастья! Характер покладистый и глазки умные. Не видела жениха, но уже знаю, ему очень повезло с женой. Девонька, завтра, когда за тобой придет жених, не жалей слез, плачь навзрыд. Молодой положено вдоволь наплакаться. Гони из тела сырость, меньше слез останется для замужней жизни!

Мэри слушала и запоминала, что говорила ей старая, умудренная опытом женщина.

Как и ожидалось, обряд омовения прошел благополучно. Господь услышал женские молитвы, и первым доказательством тому была добрая дорога домой. Ни собака, ни свинья Мэри не повстречались.

После омовения невесты в доме Блюменфельдов начался девичник. До самой ночи подруги играли в фанты, пели песни и танцевали, не жалея музыкантам пятаков на польку, двадцатников на кадриль и даже лансье, оцениваемый клезмерами аж в двадцать пять копеек! Орехи, изюм, чай с медом и жареные семечки чудным образом не исчезали со стола вплоть до ухода гостей. Как было весело и шумно в доме! Как радовались родители, видя счастливое лицо дочери!

В этот вечер Фима тоже не скучал и развлекался с друзьями не хуже Мэриных подруг. Музыканты без устали играли, молодежь танцевала, и как только заканчивалась музыка, клезмерам делали новый заказ. Хацкель то и дело подливал гостям пиво, и это волновало Фрейду.

– Сынок, ты бы присмотрел за Фимой. Друзья пускай пьют, а нашему нельзя.

– Мама, парень женится, а вы в нем все еще ребенка видите.

– Хацкель, ему утром в синагогу! Зачем мальчик будет плохо себя чувствовать?

– Мама, вздохните с облегченьем за внука!

Фрейда успокаивалась на какое-то время, но вскоре находила другой предлог для волнения.

– Сынок, а ты Фимины инструменты со стола убрал? В доме полно чужих людей, и кто знает, чего взбредет в их захмелевшие головы!

– Мама, неужели вы думаете, что мне все равно, сколько стоят флацанки или штихели?

– Мама знает, тебе не все равно, но я должна поинтересоваться на всякий случай. Весы наверняка оставил на подоконнике?

– И здесь, мама, дышите спокойно.

– Хацкель, я радуюсь за Фиму до глубоких слез. Все идет своим чередом и благословенно! А какая хорошая погода на улице! Я выходила во двор по темноте и в трепете замерла от восторга. Молодой месяц висит на небе тонким рожком, а вокруг него звезд видимо-невидимо, и каждая по-своему разноцветный блеск из себя выпускает, особенность личную показывает. А он смотрит на звездную россыпь, мол, танцуйте вокруг меня, веселитесь, а я на вас буду радоваться. Зашла в дом и обомлела от увиденного. Все как на небе! Фима молодым месяцем сидит себе на стульчике, улыбается и семачку щелкает, а парни вокруг него ноги в танцах отбивают, не жалея ни каблуков, ни денег для клезмеров. Скрипач уже одну струну от усердия порвал, и все ему мало. Слышишь, как заходится! Даже пальцами умудряется играть, желая угодить жениху. А внук мой сидит себе тепленький, лыбится от удовольствия, а сам в голове наверняка какой-нибудь новый узор по серебру гравирует. Спроси его сейчас о чем-нибудь, так он не думая скажет, что всем несказанно доволен.

Разгоряченные от танцев и пива юноши один за другим выбегали на свежий воздух, но заслышав новую мелодию, тут же возвращалась в дом и снова пускались в пляс. Гришка от восторга не находил себе места. Он не отставал в танцах от взрослых, разгадывал шарады, дурачился, выворачивал наизнанку овечий тулуп и пугал в сенях Фиминых друзей. За вечер мальчонка так измотался, что уснул еще до ухода гостей. «Представляю, как будет хорошо завтра, если уже сегодня весело», – думал Гришка, блаженно засыпая под теплым боком Фрейды.

* * *