Лузиады. Сонеты

С сестрою продолжая спор старинный:

«Пока ты в чащах сети расставляла,

Оленям резвым плен готовя вечный,

Сердца мужей пленяла я проворно».

«Достойнее, — Диана отвечала, —

Оленей в сети уловлять беспечных,

Чем в сети мужа угодить729 позорно».

* * *

Когда любимый изменил, солгал,

Простить не в силах пастуху обмана,

Взяла в мужья подпаска Далиана,

За грех чужой себя же наказав.

Доверчивую нежность, кроткий нрав,

Цветенье щек, пылающих румяно,

Отравит время поздно или рано,

Но жизнь с немилым горше всех отрав.

Прекрасный плод сорвали злые руки,

Завял в пустыне стебель горделивый,

Весенний луг холодной стал скалой.

Нарушенная клятва, боль разлуки,

Неискренняя страсть, расчет фальшивый

Сгубили прелесть красоты былой.

* * *

Вновь Далиана, взяв веретено,

Расплакалась без всякого предлога;

Вновь Лаурениу гнетет тревога,

И ревностью чело омрачено.

Она любила Силвиу давно,

Но ей закрыта к милому дорога;

Когда своих забот на сердце много,

Чужим не соболезнует оно.

И Лаурениу рыдает, горе

Не в силах пережить, и вместе с ним

Рыдает лес, его печали вторя:

— О, почему угодно судьбам злым,

Чтоб жили в несогласье и раздоре

Два сердца, чей союз нерасторжим?

* * *

Она прекрасней херувимов рая,

В ней все, чем вправе Небеса гордиться.

Лица румянец роз не устыдится,

Веселой Красотой обворожая.

А век хрусталь — оправа глаз живая,

И черной инкрустацией — ресницы.

Как бы зеленый свет из них струится,

Лишь зависть, не надежду вызывая.

Хоть нежность, ум и доброта готовы

У Красоты похитить самовластье,

От свойств души она еще прелестней,

И сердце, полюбив свои оковы,

Под звон цепей поет свое несчастье, —

Так нереида бурю славит песней.

* * *

Когда я пел в своем отдохновенье,

Сказал мне Сильвио, бредущий стороною

(Тот Сильвио-пастух, что с мудростью такою

Читает в будущем, услыша птичье пенье):

«Знай, Мёрис, рока темного веленье:

Два волка в день один придут одной тропою,

И звонкий голос твой замрет под их пятою,

И чистое тебя покинет вдохновенье».

И было так: один напал на стадо,

Что я имел и пас с таким стараньем,

Надеясь на судьбы обильные щедроты;

Другой унес полей веселых чадо,

Овечку милую, предмет моей заботы,

Навек наполнив душу мне страданьем!

* * *

Огонь, на восковом дремавший ложе,730

Восстал, с огнем любви смешавшись вмиг,

Когда, взглянув на Ваш прекрасный лик,

Увидел свет, со светом солнца схожий.

Сдержать не в силах трепета и дрожи,

В удвоенном порыве,731 смел и дик,

Стремясь обнять Вас пылко, он приник

В палящем поцелуе к нежной коже.

Блаженна страсть, что жар свой донесла

До глаз, где скрыты прелести такие,

Какими целый мир сожжен дотла!

В Вас, о сеньора, влюблены стихии,

Поэтому свеча и обожгла

Снег, обжигающий сердца людские.

* * *

По прихоти природы, в грубой ткани732

Сокрыта от обманов и измен

Девичья прелесть, чтоб соблазн и тлен

Не смели помышлять о юном стане.

И все ж не скрыть монашеской сутане

Сиянья взора вашего; блажен,

Кто был им поражен и, сдавшись в плен,

Находит сладость в нанесенной ране.

А тот, кто тщился сохранить покой,

Увидев вас, потом поймет с испугом,

Что невозможно справиться с тоской,

И, гибельным поверженный недугом,

Почтет за честь, чтоб красоте такой

Амур победу отдал по заслугам.

* * *

Так поражает облик Ваш, Кибела,

Так ярко впечатленье чистоты,

Что Ваши лучезарные черты

Сама Природа перенять хотела.

Кто видел, как уверенно и смело

Несете Вы величье красоты,

Был удручен сознанием тщеты:

Любовь от Вас защиты не имела.

Чтоб избежать необоримых сил,

Я разум этой мысли подчинил,

Но чувство ей противиться пыталось.

И право, если дерзость в этом есть,

Придумайте еще другую месть

Для жизни той, что мне прожить осталось.

* * *

Наяды, обитательницы вод,

Поящих землю свежестью прохладной,

Вы видите, как праздный, безотрадный

Другой поток из глаз моих течет.

Дриады, страшен ваших стрел полет,

Они сверкнут — и пал олень громадный,

Вы видели глаза, чей беспощадный

Единый взгляд в сердца позором бьет.

Хотите видеть слезы горькой муки?

Оставьте ваши воды, ваши луки,

Идите, нимфы милые, сюда.

Здесь тусклы дни, и ночи здесь бессонны,

Но стрелы есть в глазах разящих доны,

В моих глазах — прозрачная вода.

* * *

Щегол влюбленный, нежный и беспечный,

Едва пригладив клювом пух, без нот

На ветке зеленеющей поет

Все тот же стих, бессвязный, бесконечный.

Тем временем стрелок в тростник заречный

Уходит крадучись. Таясь, как крот,

Он целится и в тьме стигийских вод

Певцу любви покой готовит вечный.

Так, жизнью наслаждавшийся дотоле,

Задет я в сердце был твоей стрелой,

Когда ловца отнюдь не опасался.

Чтоб невзначай застичь меня на воле,

Подстерегая, лучник роковой

В твоих зеницах пламенных скрывался.

* * *

О Низе, в горы не спеши со стадом,

Не то дождешься мести Купидона,

Тебя он ищет, гневом распаленный

И яростью безжалостной объятый.

Колчан заветный, полный стрел когда-то,

Тобою он нашел опустошенным,

И грудь твою кинжалом раскаленным

Готов пронзить, не ведая пощады.

Сокройся! Обмани судьбу лихую.

Крылатый бог, отвергнув состраданье,

Уж над тобою длань заносит злую.

Но, ах! К чему мои увещеванья?

Ведь красоту волшебную, благую

Кинжалы одолеть не в состоянье.

* * *

В очах, в осанке — сладостный покой