Мороз… Хоть шли дожди дней пять иль шесть подряд, А небо все ж успело проясниться. Дорожники — тут целый их отряд — В двух направленьях улицу мостят, На корточки усевшись вереницей.Что? Зябко? Двигайтесь быстрей, и все тут дело! Суша росу ночную с вышины, Светило дня уже забагрянело, И в лужах, где земля остекленела, Промокшие дома отражены.Торговки рыбою, босые, вкруг снуют, Под ношею дрожа от напряженья, И к животворным струйкам света льнут Лачуги, где теснится бедный люд, И богачей просторные владенья.А здесь грохочет так, что молкнут песни птичьи, Здесь пешеход сворачивает вбок: Меняют мостовые здесь обличье — После дождей их чинят по обычью, И звон железа тверд, певуч, жесток.Нет, не замерзнешь тут! Как ходят молотки, Как мышцы вздуты и движенья ловки У тех, что валуны дробят в куски! Как у других в руках на вид легки Немыслимо тяжелые трамбовки!Какие бороды! А колпаки какие — Шерсть да с подкладкой!.. Тут земля — кремень. Так прочь жилеты, пояса тугие: Должны владельцы их полунагие Кирками искры высекать весь день.О месяц скудости и скорби всеземной, Когда цветы — и те не расцветают! Стоят деревья, словно флот зимой — Пустые реи, такелаж немой. С лопат у землекопов грунт слетает.На Север, мнится, я перенесен нежданно, Хотя вокруг все тех же тачек скрип — Сюда подвозят гравий непрестанно, Все тот же город, меркантильный, чванный, Все те же зданья, толпы, крыш изгиб.Но стали наконец и камни просыхать. Проходит наваждение ночное, И краски неба взор слепят опять Так яростно, что хочется вскричать: «Озера бриллиантов предо мною!»Пусть тех, кто послабей, страшит похолоданье, А я здоров, доволен и стремлюсь Исполнить радостью существованья Свои пять чувств, иначе: обонянье, Слух, осязанье, зрение и вкус.Горит от холода все тело у меня, И силы потранжирить мне охота. Бежит дорога вдаль, с собой маня; Мне любы запах пота и огня, Соленый вкус железа и работы.Глядит мне парень вслед, угрюмый и чернявый, А двое — горы мускулов стальных — Насвистывают тихо и лукаво, И промеряет глубину канавы Толстяк, что за десятника у них.Не жизнь, но ад! Они не люди — тяглый скот, Ярмо свое влачащий до могилы. На землю заступ землекоп кладет И осторожно на руки плюет, Чтоб рукоять в ладонях не скользила.Народ! Пускай на нем тряпье в потеках винных — Цвета иные не идут никак К рубахам белым на простолюдинах: Потеки те — не пятна на холстинах, А лозунги, украсившие стяг.Но появляется тут меж канав и ям Изящная фигурка в шубке русской — Ни дать ни взять зверек, что по утрам, Глазами поводя по сторонам, Высовывается из норки узкой.Как занесло сюда актрису, с коей взора, Что, словно навощенный пол, блестит, Я не свожу в театре месяц скоро? Замешкалась она — ах, эти сборы! — И вот на репетицию летит.Как хрупок стан ее средь мощных плеч и спин! Тут труженики есть любого сорта, И ясно, кто какого края сын: Высок и строен — значит, ты с низин, А кряжист и приземист — значит, с гор ты.Всем обликом своим — богатыми мехами, Воздушностью, утонченным лицом Она — контраст и с этими парнями, И с этими убогими домами, И с этим лаконичным декабрем.Стоят мостильщики с желанием в глазах, Как гурт быков, ужаленных стрекалом; Она ж, боясь споткнуться на камнях В ботиночках на острых каблучках, Приблизиться не смеет к грубым малым.Но, наконец, поняв, что публика упорно Не хочет расступиться перед ней, Она, бесенок с миною задорной, Пускается, как козочка, проворно По мостовой меж грудами камней.