И уж рухнул последний сопротивленец, заклинанием Агнехрана подкошенный, и на упавшего ринулись чудища каменные, терзая, да уничтожая, а в гроте полуразрушенном осталось лишь двое на ногах стоящих.
Один был высок, худощав, да в плечах по-мужски широк, глаза его были синими, как летнее небо перед грозой, волосы черными, за спину откинутыми, лицо решительным, взгляд спокойным, толстые тугие спирали магические вокруг него синевой мерцали, да три книги магические раскрытыми в воздухе перед ним зависли, а две еще позади сверкали магически.
Второй ниже был, моложе, глаза неестественной неживой зеленью светились, ядовито-зеленым плющом вокруг него магия вилась, чернотой полной ненависти крылья магические за спиной распахнулись. И казалось бы — даже сейчас силы мага и чародея были равны, я это как ведьма видела, но в глазах Данира поселился страх. Потому что он понял главное:
— За твоей спиной ведьма стоит, Агнехран! — прошипел чародей.
И ожидала я любых слов от архимага, все же магом был он, а маги все заслуги завсегда себе причисляют, чужую помощь принять считают слабостью, в слабости же никогда ни один из них не признается.
Но мой любимый оказался не из таких.
— Да, — ответил громко, уверенно, и с улыбкой, что в уголках его губ затаилась, — рядом со мной ведьма. Да такая, что лучше на всем свете не сыщешь. Сильная, умная, верная. Мое удивительное счастье, что встретилось негаданно нежданно. Ты думал, что она моя слабость? Напрасно, Данир. Она — моя сила.
Затрясся чародей от ярости, да прошипел словно выплюнул:
— Лжешь, Агнехран! Ты здесь от любой силы отрезан!
Ответом чародею лишь улыбка стала.
И совсем от того разъярился Данир, да зашипел-заорал слюной брызгая:
— Я тебя в ловушку увлек, как ягненка на привязи! И ты пошел, столь глупо прямо в капкан угодил! Никто тебе здесь не поможет! Никто не в силах помочь!
Усмехнулся Агнехран, да и ответил:
— Данир — покоритель женских сердец, в тебя влюблялась каждая, и лишь то, что учеником моим был, защищало тебя от расправы ревнивых магов. Ты, Данир, любовью всегда пользовался, но что это такое, так и не понял. Любовь – это сила, Данир. Великая, неодолимая, способная разрушить все преграды на своем пути. Любовь — это то единственное, что сильнее любой магии, любых заклинаний, любых оков. Любовь рождается в сердце, расцветает в душе, и становится счастьем, дарящим неиссякаемое пламя и могущество. И моей любимой не нужно быть рядом, чтобы делать меня сильнее, мне достаточно знать, что меня любят и в меня верят — вот что делает меня непобедимым.
Оторопел чародей. Видать и он не ожидал услышать такое, что уж обо мне говорить — сижу как маков цвет, а в душе цветет все. И слезы в глазах, да только это слезы счастья. И нежность, что росла с каждой секундой, она все росла. И… хорошо так, и светло, и радостно.
А у чародейки в гроте каменном нервы сдали, и заорал он визгливо:
— Тебе меня не убить, Агнехран!
Тут улыбнулась я, сверкнул клыками Гыркула, хмыкнул леший, продолжил починять оружие ржавое Водя, потянулся лапами когтистыми кот Ученый, поближе подошел ворон Мудрый, Далак-вождь бутылку прихваченную откупорил.
В общем все мы ждали. Ждали, каким станет лицо Данира-чародейки подлого, когда он главное-то поймет, чтоб ему гаду подлому пусто было.
Но он не понимал. Не успевал понять.
Агнехран не предоставил ему такой возможности.
Шаг!
И от ноги мага молниями расходится сила, отбрасывая с пути гибнущих и погибших приспешников чародея.
И так жутко это смотрелось, что Данир-чародей дернулся было назад, но потом вспомнил, что надо бы ему мага тут же, на месте так сказать али порешить, али силу его поиспользовать, а потому он еще книженцию чародейскую призвал, да в очередной раз себя заклятием супротивосмертным овеял. Смотрелось – впечатляюще, словно на миг Данир стал тень черепашью отбрасывать, гигантской стоящей на двух задних лапах черепахи… В данном конкретном случае — черепадлы. Это потому как падлой данный индивид являлся основательной.
Еще шаг архимага — и столб тяжелого плотного воздуха ударил в поверженных, да так что с пути охранябушки даже камни убрались.
А Данир остолбенел, подумал, да и окутал себя еще одним противосмертным заклинанием — и теперь он был не только черепадлой, но и дубопадлой, видать решил долголетие как у дуба лесного заиметь.
Третий шаг мага – и снова от ноги его по полу каменной пещеры разошлись всполохами ослепительными молнии.
Да пока ослеплен был Данир, сразу-то и не заприметил, как встают по сторонам от него столбы каменные, как придвигаются все ближе, сталью закаленной отсвечивая, да как собираются в клеть из коей ни входу ни выходу! А когда увидал — поздно было. И дернулся чародей, за решетки каменные схватился, магию разрушительную выплескивая… Только насмерть стояли решетки, не шелохнулись, не пододвинулись.
Замер Данир, ситуацию осознавая.
Да только недооценили мы коварство его. Не дооценили.