Львенок

— Конопасек, — исправила она меня и вздернула подбородок. Никогда раньше мне не приходилось видеть ничего более прекрасного, а зрение у меня было острое.

— Можно мне хотя бы задать вам один вопрос?

— Пожалуйста.

— Почему же тогда вы согласились вчера на свидание со мной?

Она молчала; только упрямо стучала каблучками своих коричневых туфелек.

— Почему, барышня Серебряная?

Мой заданный вкрадчивым тоном вопрос явно проник ей в душу. Она пожала плечами. Одно из них выскользнуло из декольте — Господь Бог изготовил его из светло-коричневого бархата.

— По глупости, — бросила она. — Я же не знала, что вы такой сумасброд.

— Вы не настолько глупы, барышня Серебряная.

— Я всего лишь человек. Иногда я делаю что-нибудь, не подумав.

— Я тоже. Например, в случае с Верой.

— Ну хорошо, — сказала она и снова остановилась. — Но вы хотя бы представляете, каково ей сейчас? Представляете, каково это: любить того, кому на вас наплевать?

Она уставилась на меня широко распахнутыми черными глазищами, и я подумал, что, говоря так, она исходит из личного опыта. У подобной девушки можно было предполагать богатый личный опыт в данной области знаний.

Я заглянул в антрацитовую бездну.

— Определенно начинаю представлять.

— Вы обязаны обставить все как-нибудь прилично, если уж вы ее не любите, — поучала она меня на углу Водичковой улицы, словно очаровательная проповедница. — Дайте ей время, чтобы она могла найти утешение.

— А как же я? Мне вы дадите время? Я тоже нуждаюсь в утешении.

— Вы быстро утешитесь.

— Нет не быстро! Это Вера быстро. Я выступаю за coup de gräce. По-моему, в такой ситуации лучше выхода не придумать.

Барышня Серебряная сосредоточенно нахмурилась.

— За что вы выступаете?

— За coup de gräce.

— Простите, я не владею иностранными языками.

— За удар милосердия.

Антрацитовый взгляд остановился на мне, и я увидел в нем затаенный черный умысел.

— А что бы вы сказали, нанеси я вам удар милосердия?

— Нет, только не это!

— Вот видите!

— Вижу и признаю, — сказал я и предложил деловито: — А давайте заключим соглашение? Я буду еще какое-то время утешать барышню Каэтанову, а барышня Серебряная все это время станет утешать меня. Хотите?

— А что будет потом?

— Барышня Каэтанова выйдет за режиссера Геллена, который обхаживает ее уже почти год, но пока безрезультатно, а я…

Я намеренно сделал паузу. Я ждал: вдруг она не выдержит?

И она не выдержала.

— А вы?

Я молчал. Целых несколько секунд ей удалось не раскрывать рта, но в конце концов она проговорила голосом, в котором тщеславие боролось с самообладанием:

— Так что же вы?

Я заглянул в антрацитовые глубины и сказал как можно более печально:

— Судя по тому, как смотрю на вас я и как смотрите на меня вы, мне потом останется только повеситься.

Тут уж она не удержалась от смеха.

— Ну и клоун же вы, господин редактор! А ведь на самом деле мы с вами обсуждаем очень важные вещи.

— Не спорю.

— И я правда не люблю наглецов. Правда не люблю!

И тем не менее я по-прежнему верил, что в данном вопросе она не являет собой исключение, подтверждающее правило, и что все обстоит ровно наоборот.

Я поднял в присяге три пальца.

— Я исправлюсь. Я больше не буду наглецом. Но вы должны протянуть мне руку помощи. Пойдете со мной сегодня вечером туда, где соберутся интересные люди?

— А может, эти люди интересны барышне Каэтановой?

— Она сегодня днем снимается на «Баррандове», а вечером у нее спектакль.

— Бедняжки балерины, — пожалела ее Серебряная. — Их возлюбленные всегда могут оторваться в свое удовольствие.

— Но мы-то с вами будем в большой компании, то есть под присмотром. Да к тому же на вилле у моего шефа.

— У вашего шефа?

— Да. У того самого, который вам кажется таким сексапильным.

Она задумалась. Мне казалось, что ее глаза без радужек рассыпают крохотные искорки любопытства. Не так уж, значит, всесильна ее нелюбовь к литераторам. Да и не приходилось мне еще встречать женщину, которая не интересовалась бы людьми искусства. А если реализовать этот свой интерес она может, только отпуская шуточки о шефовой сексапильности, то и флаг ей в руки.

— Вы же видели его всего пару минут на пляже, а в торжественной обстановке мой шеф — это просто…

— А во сколько там надо быть? — перебила она меня.

— Ну, — начал я осторожно, — я мог бы ждать вас в пять у Национального…

Внезапно барышня Серебряная энергично замахала рукой и закричала:

— Господин профессор!

Я посмотрел туда, куда указывала ее почти шоколадного цвета рука. В ближайший к нам пассаж как раз сворачивал Вашек Жамберк — в той же отталкивающего вида модной кепочке на голове, что и шеф в воскресенье, и с несчастным выражением на лице. Любовь явно действовала на него удручающе. Он обернулся на волшебный голос барышни Серебряной и, побагровев за считанные доли секунды, сорвал с головы кепку.

— Здравствуйте, Ленка, — проблеял он.

— Привет, — сказал я. — Вот это встреча, а? Представляешь, иду на обед — а тут как раз твоя студентка. Я ее уже пригласил. Она составит нам компанию.