Львиная охота

— О Боге-то наш малыш думал меньше всего, — бросаю я в воздух больные фразы. — Будущий оперативник, волк. Бог для таких — всегда средство. Прежде всего он хотел удивлять. Тщеславный папаша, нарекающий новорожденного сына, хочет удивить соседей и родственников жены; тщеславный писатель, придумывающий персонажу имя, хочет удивить весь мир. Ну а этот молодой бунтарь был одновременно и папашей, и новорожденным, и писателем, и персонажем. Он помнил и о своих соседях, и обо всем мире. Какой же он был тщеславный… Эх, шеф, шеф! Не знали вы тогда, что второе имя выбирается сердцем, что это не разумная реакция головы. «Инносентус» в переводе с мертвых языков — «невинный». Мужчина, выбравший такое имя, как бы объявляет на весь мир, что он — вечное дитя, инфантильное и беззащитное существо. Только таким невротикам и служить в Службе Контроля…

Полимер разваливается на низкомолекулярные продукты, путы слабнут, гибнут, осыпаются. Руки и ноги у меня уже свободны, но Инну с его свитой это совершенно не беспокоит! Оперативники также разваливаются, теряют стержень, ибо сложная и ответственная операция неожиданно превратилась в скучную рутину. Террорист Мигель арестован, а беллетрист Жилов, мягко выражаясь, не в себе… Великолепно. Мой Театр-Для-Идиотов нашел своих зрителей. Изображать юродивого, оказывается, совсем не сложно — только разреши себе вытащить на всеобщее обозрение то, что и так всегда с тобой.

Спрашивается, в самом ли деле я симулирую?

— Похожая история с вашей дочерью, шеф, — добиваю я Инну. Он каменеет, теперь он просто не может меня не послушать. — Агент Рэй — ах, как это по-мужски звучит! Все тот же бес тотального несогласия, сконцентрированный в имени. Случайный человек непременно решит, что агент Рэй — это Раймонд, а не Рэйчел. Девочке нравится собственная раздвоенность. Почему? И почему ваша дочь, упорно выращивая в себе мужское начало, взяла псевдоним «Инна»? И почему она, провоцируя вашего внука сбежать из интерната, соврала, что Рэй — это имя его отца? Да потому, шеф, что она всю жизнь не дочерью вашей хотела быть, а сыном! Сыном, шеф!..

Оконные рамы вздрагивают: сильный, тяжелый звук приходит с улицы. Словно в гигантский медный таз ударили. В городе что-то взорвалось, понимаю я. А может, взорвали, сегодня эта грань очень тонка.

— Опс-ёпс! — восклицает квадратноголовый, распрямляясь. Это было сказано определенно по-русски.

— Дожили, — говорит Инна; он по-прежнему скуп на слова.

Все присутствующие дружно смотрят в одну сторону.

Вот моя единственная секунда! Начальник деморализован, бдительность рядовых сотрудников опущена до нулевой отметки, — не упусти шанс! Крепко зажав в кулаке последнюю из живых нитей — ту, которая не обработана еще элиминатором, — я рывком выбираюсь из кресла. Два шага, короткий разбег — и прыжок в раскрытое окно. Спиной вперед. Свободный полет, больше похожий на сон. Пятый этаж! Проснулся ли я на самом деле? Протрезвел ли? Сейчас проверим. Кресло застревает в раме, как я рассчитывал; полимерный язык растягивается, пружинит, превращает полет в плавный спуск. Нить разорваться не может даже теоретически, разве что быть разрезанной, однако никто из моих спасителей не успевает выхватить штурмовой нож и покалечить меня вместе с моим шансом. Оттолкнуться ногами от стены дома — раз, второй…

— Остановите его! — недостойно орет сверху Инна.

— Я же правду вам сказал! — ору я в ответ. — Пра-авду!

Кто меня остановит? Смешно.