– Она была очень любезна со мной, Сандор; думаю, она замечательная.
– Господи, – сказал он, – опять ты за старое. Я не в настроении заниматься переводом, и мне глубоко до фени, что ты думаешь о ней. Что она сказала?
Впервые я решил, что не позволю ему вытянуть из меня все.
– Она рассказала мне о том, как ты появился на свет, о твоем отце. Она думает, что мы… в общем, любовники.
Сандор расхохотался.
– Она не спит со своим придурком с Рождества, – сказал он.
Я не упомянул о тюрьме, не упомянул и о Джанни Вьяни, хотя думал о нем, не мог выбросить его из головы. Если честно, я ревновал. У меня не было никакой ревности, когда Сандор уточнил, что познакомился с ним в университете, я не испытывал к нему никаких чувств, пока Диана не рассказала, что они были командой. И пока не назвала его прозвище – все это сделало его реальным.
В городе было тихо и пустынно, когда мы вернулись часов в восемь. У нас ушло почти полчаса на то, чтобы выехать из Нориджа. Ветер гонял мусор по рыночной площади и дул порывами из переулков. Погода мало походила на майскую, хотя ночи уже стали короче. Небо было серым, предгрозовым, но таким же светлым, как в три. Сандор сказал, что мы поедим в китайском ресторанчике. Это было самое дешевое заведение в округе, а в последнее время мы питались в довольно дорогих ресторанах. Но не в этот вечер. Он больше не заговаривал о том, чтобы переехать в гостиницу. Все было забавно, когда выглядело, будто он обманывает свою мать, но теперь-то я знал, что все не так. Ну, если это не объяснение, то что же это?
Я продолжал думать о Риме, где жил Джанни со своим семейством, о «мафиози», о плохом отце, плохом брате и хорошем брате, который оказался не таким уж хорошим, когда начал требовать не заработанные им деньги. Я абсолютный невежда, не боюсь признать это, но я почему-то считал, что Болонья, где находится университет, и Булонь – это одно и то же. Я знал, что Булонь – во Франции, потому что был там в однодневной поездке, ездил туда с Мамой и Папой сначала на автобусе, а потом на пароме, чтобы купить к Рождеству дешевой выпивки.
Утром, отправившись за газетами, я нанес визит в публичную библиотеку. Я немного нервничал, но потом взял себя в руки и спросил у девушки, есть ли у них карты Италии. Она нашла мне большой атлас с указателем географических названий в конце, и там – сюрприз, сюрприз! – была Булонь во Франции и Болонья в Италии. Потом я заглянул в раздел для путешественников и нашел книжку о Северной Италии. Считается, говорилось там, что в Болонье готовят вкуснее, чем в других частях страны; другой достопримечательностью было то, что можно в дождь пройти по городу из конца в конец и при этом не промокнуть. Это благодаря аркадам, закрывающим тротуары. Идея мне понравилась, было бы здорово иметь что-нибудь в этом роде здесь.
В книжке было еще много чего, главным образом о церквях, насколько я понял, но у меня не было времени читать дальше. Я знал, что Сандор обязательно спросит, где я был, и у него возникнут подозрения. На обратном пути я думал о Джанни Вьяни и представлял, как он идет по этим аркадам, думая о Сандоре и, возможно, вспоминая.
Когда я вышел на улицу, на которой стоял «Гостевой дом Линдси», начался дождь. К сожалению, не было никаких аркад, которые могли бы защитить меня. Я нырнул в ближайший магазин и сунул газеты под куртку. Когда я вышел и огляделся по сторонам, то увидел дом-фургон, припаркованный у гостевого дома, – не фургон, а кемпер. Он был зеленым и с надписью на боку: «С. У. и М. Г. Фартинг, свежие фрукты, овощи и салаты».
Это приехала Тилли. Я со всех ног побежал к кемперу.
Глава 13
Когда я впервые увидел Тилли, ей было двенадцать и она была толстой. Мне же тогда было семнадцать. Она уже тогда отличалась высоким ростом, почти таким же, как у Мамы, и постоянно набирала вес. Мама обычно поощряла ее, когда она ела все эти неправильные вещи: шоколадные батончики, чипсы, хрустящие шарики и пирожные, она часто покупала замороженные пирожные. Почти всегда на кухонном прилавке оттаивал бисквит со сливочным кремом или шоколадное пирожное с вишней. Думаю, Мама поощряла Тилли, потому что хотела, чтобы та разжирела и стала непривлекательной для мужчин. Женщины часто так поступают с девочками-подростками, они боятся соперничества. В подростковом возрасте Тилли была огромной и весила все восемьдесят кило.
Мама отказывалась видеть в этом нечто неправильное. В разговоре с другими людьми она называла Тилли «крупной девочкой» – это был своеобразный способ описать ее. Тилли не была даже симпатичной, у нее было слишком большое лицо, и с его пропорциями было что-то не так, не знаю, не могу объяснить. Волосы, хотя и очень густые, имели невзрачный мышиный цвет, а из-за сильной близорукости ей приходилось носить очки, хотя она их люто ненавидела. Мама же, естественно, настаивала на очках именно в металлической оправе.