Львиное сердце

– Мать предала отца, – продолжал между тем Торопцев. – И не просто предала – опозорила! Ей было за сорок, а она забеременела от юнца. Осквернила свое прекрасное тело, подурнела, обрюзгла, волосы посеклись, стали выпадать, и она отрезала их! Свои чудесные золотые волосы! А потом родила уродку! И испортила не только свою, но и нашу с отцом жизнь!

Отец считал выродка своей дочерью. Его все боялись, никто не посмел бы сказать ему правду, даже намекнуть. И он, сильный, властный человек, был просто раздавлен, когда увидел, кого родила его жена… Он не смог убедить мать отказаться от выродка, и я видел, как тяжело ему стало жить…

Я знал правду. Друзья-приятели просветили… Подростки многое знают о взрослых. А в нашем маленьком поселке сплетни не доходили только до одного человека – моего отца…

Я надеялся, мечтал, что уродка умрет сама, исчезнет с глаз долой, с этим своим противным лицом, с языком, который не помещался во рту… Но она жила, росла… И я понял, что должен ее убить, избавить свой дом и семью от чужого выродка. И я это сделал.

Это было несложно, все равно как сломать куклу, уродливую, неудачную… Я увел ее в лес и ударил камнем в висок. Труп притопил в болоте, и никто ни о чем не догадался… С этого момента я понял, как это здорово – самому решать, кому жить, а кому умереть. Я ощутил в себе силу, право решать. Да, это было мое право, право льва! Недаром отец дал мне это имя!

Инга, оцепенев, смотрела в красивое и страшное лицо. Что чувствовала несчастная Лилечка, оказавшаяся в лапах малолетнего убийцы? То же, что и сама она на том пустыре, под фонарем? Наверное, нет. Девчушка доверчиво пошла за братиком, ни о чем не подозревая. Говорят, что дети-дауны очень доверчивы и добры. Почему, ну почему земля не разверзается под ногами таких вот… Как их назвать?.. Не людьми же…

– Люди не должны жить по звериным законам, – сказала она, но не тому, кто сидел за их столом, положив руки на узорчатую скатерть, а скорее себе.

Однако Торопцев принял ее слова на свой счет.

– Ну, моя милая! Ты мне еще про мораль расскажи! Да всякая мораль кончается там, где возникает конфликт интересов! Звериные законы, ах, ах… Это естественные законы, моя милая, законы природы! Кстати, я не понял, откуда ты узнала про уродку? Я никак не фигурировал в следственном деле… А впрочем, не важно. Я все равно уйду, вам меня не достать! У меня осталось последнее дело – ты. А дальше… За мои деньги меня, если захочу, вынесут из этой страны на руках! Звериные законы, моя милая, звериные законы… Это очень хорошие, правильные законы.

– А Наташа? Ее за что? – спросила вдруг Инга и увидела, как мгновенно изменилось лицо сидящего напротив человека.

Резко сжались губы, сошлись к переносице брови, и глаза глубоко ушли в глазницы. Морщины стали похожи на рытвины, и кожа обвисла дряблыми складками.

– А вот встретишь ее там и спросишь, – жестко произнес он и показал глазами наверх. – Ты ведь веришь в райские сады? Хотя Наточка, может, и не там. Она-то грешницей была, блудницей… Хотя и про тебя я не знаю, может, ты туда же попадешь, где Наточка… Наговоритесь там…

Изменившийся тон и обещание скорой встречи с Наташкой Земляникиной оставили Ингу равнодушной. Она уже ничего не боялась. В ней зарождалась и крепла какая-то недобрая сила.

Торопцев между тем продолжал:

– И папочке своему передай от меня привет, когда увидишь. Скажи, что его переход в мир иной стоил мне о‐очень больших денег, но оно того стоило! Когда мне доложили, что дело сделано, у меня прямо праздник был! И сегодня у меня будет праздник. Ни один мой враг не останется в живых, у льва не бывает живых врагов, только мертвые!

Торопцев, улыбаясь, откинулся на спинку стула. Его руки свободно и расслабленно лежали на столе по обе стороны от пистолета с длинной насадкой-глушителем. Он наслаждался своим торжеством и беспомощностью жертвы, не торопился с расправой…

– Значит, это вы убили моего отца, – тяжело сказала Инга. – Я так и знала. Я знала, что он никогда не покончил бы с собой, не бросил бы меня… Значит, это вы…

– Жаль, что не своими руками, – с улыбкой ответил Торопцев, и было видно, что ему действительно жаль. – Мне так хотелось посмотреть, как он будет плясать в петле! Я даже заказал видео, но олухи, которые выполняли заказ, ничего толком не сумели снять. Тогда мало кто умел обращаться с камерами…

В глазах у Инги потемнело, она пошатнулась и, чтобы не потерять равновесие, шагнула назад и оперлась руками о подоконник. Под левой рукой что-то звякнуло…

Дальнейшее она помнила смутно. Опять что-то сдвинулось, стронулось с места, то ли пространство, то ли время. Опять наступила ночь, повалил снег, тело пронзил холод. Черное чудовище вздыбилось и двинулось на нее. Маленькая белая молния метнулась к чудовищу, черная кровь закапала на белый снег, и дикий рев почти раздавил ей барабанные перепонки…

Этот рев привел ее в чувство. Она увидела искаженное страшной гримасой лицо чудовища, конвульсивно дергающееся тело, свои окровавленные руки…