Львиное Сердце

– Назревает еще одна вылазка во французский лагерь, Руфус, – сказал Ричард.

Сердце у меня подпрыгнуло.

– Хотите, чтобы я сопровождал вас, сир?

– Да. Поторопись. Фиц-Алдельм ждет.

«Черт побери, – подумал я. – Ну почему он не выбрал де Шовиньи?»

Не сказав этого, понятное дело, вслух, я как можно быстрее оделся и облачился в доспех, а затем вышел из палатки и присоединился к герцогу и моему врагу.

Мы с Фиц-Алдельмом обменялись неприязненными взглядами. В полумраке, будучи к тому же озабочен предстоящим делом, Ричард не заметил этого проблеска ненависти.

– Какова наша цель, сир? – спросил я, когда мы направили коней к краю лагеря.

– Король понял, что ошибался. И решил в конце концов принять предложение Филиппа.

– А Филипп согласится, сир?

– На этот вопрос может ответить только Бог, Руфус, – угрюмо отозвался герцог.

Слова не из тех, что пробуждают надежды. Пока мы ехали, я просил Всевышнего помочь моему хозяину убедить французского короля отойти от края бездны. Чувствуя себя неуютно в такой близости от Фиц-Алдельма, дрожа на холодном не по времени ветру, поскольку забыл плащ в спешке, я старался не падать духом.

Ближе к французским порядкам Ричард велел мне зажечь факел, который я вез. Двое удивленных часовых приветствовали нас на границе лагеря. Их командир поразился не меньше, но узнал герцога и взял на себя смелость препроводить нас прямо к Филиппу. Меньше чем за день я во второй раз оказался у шатра французского короля. Теперь, однако, Ричард приказал мне зайти. Фиц-Алдельм тоже вошел.

– Мне нужны свидетели, – вполголоса сказал герцог. – Чтобы мой господин отец не смог опровергнуть моих слов.

Филиппа мы застали бодрствующим и одетым. Он был облачен в блестящий хауберк, доходящий до колен. Талию перехватывал пояс из тисненой кожи с золотом, на нем висел меч в позолоченных ножнах искусной работы. Не было ни объятий, ни поцелуя мира. Вместо них Ричард удостоился холодного кивка. Нас французский монарх, казалось, и вовсе не заметил.

Герцог передал просьбу своего отца о перемирии. Филипп рассмеялся.

– Не далее как несколько часов назад я предложил твоему господину отцу эти самые условия, и он швырнул их мне в лицо. А ты имел наглость прийти сюда.

– Я ничего не могу поделать с событиями дня, государь, разве что извиниться, – сказал Ричард смиренным тоном.

Меня сжигал гнев оттого, что мой хозяин вынужден вести себя так, причем в этом положении он оказался исключительно из-за твердолобости своего отца.

– Я умоляю тебя, государь, согласиться на перемирие. Не допусти завтрашнего кровопролития, – продолжил герцог. – Потери с обеих сторон будут серьезными.

Филипп расхаживал по шатру, грозный, как туча.

Ричард склонил голову.

Если француз отринет предложение Генриха, с тревогой подумал я, немало убитых останется лежать в поле к исходу дня.

Наконец Филипп нарушил молчание:

– Неуважение, проявленное сегодня твоим господином отцом, непростительно. Я – король Франции!

– Еще раз, государь, выражаю глубочайшее сожаление относительно того, как он обошелся с вами.

– Он что, до сих пор считает меня мальчишкой, боящимся войны?

– Нет, государь.

Филипп продолжал негодовать и ругаться на Генриха. Дело представлялось безнадежным. Я почти приготовился к тому, что Ричард потеряет терпение и обрушится на французского монарха. Когда я увидел, как он расстегивает пояс, то не понял, что происходит. На лице Фиц-Алдельма отразилось такое же изумление, как на моем.

– Государь! – произнес Ричард.

Филипп прекратил расхаживать и посмотрел на герцога, преклонившего колено.

– Ну? – хмуро спросил он.

– Перемирие необходимо принять, сир. – Склонив голову, Ричард протянул ему меч с поясом, которые держал на ладонях. – Если мой господин отец нарушит его, я лично явлюсь на ваш суд в Париж. Клянусь в этом перед Всевышним.

Унижение Ричарда поразило меня. Немногим хватило бы силы воли поступить так, его отцу уж точно. Я закрыл глаза и взмолился, чтобы Филиппу хватило великодушия согласиться.

– Встань, брат. Мир предпочтительнее войны.

Я открыл глаза.

– Я принимаю твое предложение. – Филипп с широкой улыбкой забрал меч и пояс у Ричарда. Когда герцог встал, он протянул ему их обратно. – Будем надеяться теперь, что твоему отцу достанет благоразумия.

Ричард поклонился в пояс, что делал редко, даже перед Генрихом.

– С вашего позволения я сообщу королю о перемирии, – сказал он.

– Ступай с Богом.

Поклон Филиппа был подчеркнуто не таким глубоким. Если Ричард это заметил, то вида не подал.

Утро двадцать третьего июня выдалось солнечным и ясным. Когда разнеслась весть о перемирии, надежда словно родилась заново. Тысячи людей не погибнут и не превратятся в калек на окрестных полях. Окрыленный – ведь я был свидетелем того, как опасность отвратили, – я разбудил товарищей и поделился с ними своей историей. Филип и Рис слушали, вытаращив глаза. Луи позевывал, укрывшись одеялом, и делал вид, что ему не интересно. Овейн сказал, что я счастливчик, раз был там. Де Дрюн в присущей ему манере отпустил остроту на мой счет.

Когда появился Ричард, мы все вскочили. Вслед за ним вошел Фиц-Алдельм, чтоб ему провалиться.