Львиное Сердце

– Да, госпожа, – солгал я, надеясь, что Бог позволит мне свершить месть. Я покажу Сапоги-Кулаки, что такое побои.

– Отныне ты станешь спать в зале и обедать тут же. Время от времени я буду призывать тебя. Мне редко выпадает возможность поговорить по-ирландски, разве что со своими детьми.

– Почту за честь, госпожа, – ответил я, просияв.

– А тебе следует выучить французский.

– Да, госпожа.

Я поклонился, надеясь, что худшее осталось позади.

Глава 3

В стойле было тепло и сыро. Пот тек у меня по лбу, пока я орудовал в дальнем углу лопатой, стараясь отыскать помет – его никак не удавалось обнаружить. Нашел я только крысу, но та удрала прежде, чем я успел разрубить ее. Я посвистел, зовя Лоскутка, терьера старшего конюха, но без толку. Обругав чертова пса, которого никогда не дозовешься, я снова занялся утоптанным земляным полом. Сочтя его достаточно чистым, я взял метлу и принялся сметать плоды своих трудов – кучу грязной соломы и конского помета – к двери.

Полгода минуло с моего приезда в Стригуил. Пришла середина лета, настал зной. После аудиенции у Ифы меня определили к оруженосцам при рыцарях. Не прислуживая никому в отдельности, я выполнял тяжелую работу за всех – несправедливость, с которой мне было не по силам бороться. Многие оруженосцы держались достаточно дружелюбно и после продолжительного времени, в течение которого я не задирал нос и не жаловался, приняли меня в свое общество. Ближе всего я сошелся с Хьюго и Уолтером. Хьюго был худощавым и крепким, а благодаря белой коже и веснушчатому лицу мог сойти за ирландца, Уолтер же, напротив, – смуглым и темноволосым. Низкорослый, он был, однако, жилистым, как охотничий пес, и состоял со всеми в приятельских отношениях.

Стремясь не утратить силы и ловкости, а также навыков обращения с оружием, я при любой возможности упражнялся с этой парочкой. Облачившись в стеганый гамбезон или в полноценный доспех – естественно, взятый взаймы, – я молотил их, а они меня. Мы боролись, бились на кулачках, сыпали ругательствами, как все молодые люди. Я упражнялся с деревянным мечом и щитом, оттачивая свое умение против пелла – воткнутого в землю шеста высотой в человеческий рост. Еще я атаковал верхом столб для упражнений – поначалу под насмешливый хохот зевак, потом, по мере того как росла моя сноровка, под ободряющие возгласы.

Что до остальных оруженосцев, то они не слишком досаждали мне, но кое-кто из кожи вон лез, лишь бы показать свое преимущество. Утром того дня за завтраком Бого, один из злейших моих обидчиков, детина с квадратной, как фонарь, челюстью, мнивший себя уже рыцарем, велел мне вычистить конюшни: эту работу, вообще-то, полагалось выполнять ему самому.

Попытка поспорить только дала бы Бого и его дружкам долгожданный повод. Когда они налетели на меня в первый раз, я успел сбить с ног двоих, прежде чем меня задавили числом. Отделавшись синяком под глазом и разбитой губой, я пришел к неутешительному выводу: самое лучшее – не лезть на рожон. Я не мог драться со всеми обитателями Стригуила. И подступиться к Сапоги-Кулаки тоже не мог. Он был рыцарем, персоной, недосягаемой для подобных мне. Посему я решил, что буду избегать его как чумы и вести другие битвы. «Сражайся, когда можешь победить, – частенько советовал отец. – В противном случае отступай. Только дурак делает наоборот».

И вот, не обращая внимания на ухмылки Бого и его друзей, я поджал губы и отправился искать метлу и лопату. Затем взялся за дело, намереваясь покончить с ним как можно скорее – из-за жары работа во влажной конюшне превращалась в настоящую пытку. Но даже управившись с этим, я не мог рассчитывать на отдых. Мне предстояло вычесать двух лошадей, почистить седла и сбрую, а потом еще отполировать доспех. Когда я закончу, подойдет время ужина у рыцарей, мне придется помогать с подачей, и только после этого я смогу идти по своим делам.

В такой зной стоило поплескаться на отмели в реке Уай. Эта забава обещала избавление от жары, а заодно возможность ощутить себя в своей тарелке. Проведя детство у моря, я плавал как рыба и мог удерживать под водой голову другого оруженосца дольше, чем тому хватало сил терпеть. Выметая на улицу солому, я говорил себе: пусть только Бого подвернется мне под руку, уж я преподам ему урок.

– Ну и вонь! – вывел меня из задумчивости раздавшийся за спиной голос.

– Леди Изабелла! – Я с улыбкой оглянулся. Никто другой не обращался ко мне на ирландском. – Насколько понимаю, вы не намерены помогать мне?

Девочка насупилась.

– Это ниже моего достоинства.

Я рассмеялся и протянул ей метлу.

– Это честный труд. Возьмите, попробуйте.

– Нет!

Подрастеряв свою надменность, она отступила на шаг, потянув за собой куклу.

– Шутка, госпожа, – сказал я, перейдя на французский. Такой у нас установился обычай во время наших редких бесед. Для меня то была еще одна возможность попрактиковаться в языке – кроме скучных уроков, даваемых одним из писцов капеллана. – Это было бы неподобающе.

Она надулась.

– Так всегда говорит мама, если я хочу пострелять из лука, как это делает Гилберт.