— Вильгельм был бы счастлив услышать эти слова. — Вскинув голову так, чтобы смотреть прямо в глаза брату, она подарила ему улыбку, в которой отразились одновременно печаль, удовлетворение, озорство и даже намёк на ехидство. — И если Танкред откажется исполнять последнюю волю супруга, я могу припомнить и другие вещи, которые Вильгельм хотел бы оставить тебе. Не забудь напомнить ему про это.
Ричард рассмеялся, открыв в маленькой сестрёнке свойственную их семье родовую черту — мстительность. Но тут их разговор прервал приход одного из подручных короля, принёсшего удивительную весть: засвидетельствовать почтение Джоанне приехал французский король.
Филиппу не слишком хотелось наносить визит Джоанне, потому как его угнетала любая минута, проведённая в обществе Ричарда. Более того, он до мозга костей устал от разглагольствований Ричарда по поводу страданий сестры, потому как подозревал, что, совершая столь благородный поступок и вызволяя её, английский король преследует свои корыстные цели. Не в силах поверить, что Ричард способен питать столь нежные чувства к родственнице, которую не видел четырнадцать лет, Филипп пришёл к выводу, что союзник использует Джоанну как хитрый способ очернить его в глазах людей — подчеркнуть контраст между своей заботой о Джоанне и равнодушием, проявленным Филиппом к младшей сестре Агнессе. Французского монарха это страшно раздражало. А как он должен был поступить — объявить войну Греческой империи? Осадить с войском Константинополь?
Но хотелось ему или нет, он чувствовал себя обязанным поприветствовать сестру Ричарда в Мессине, ибо понимал, что в противном случае будет выглядеть мелочным и невежливым — речь всё-таки идёт о королеве. Выехав в компании своего кузена Гуго Бургундского, Жофре Першского и Матье де Монморанси, к моменту приезда в монастырь король несколько развеселился, поскольку люди на улицах встречали их приветственными криками. Мессинцы выказывали куда больше приязни к французам, чем к их английским союзникам, и Филиппа радовало, что привычные театральные трюки Ричарда на них не подействовали.
Аббатиса лично сопроводила посетителей в гостевой зал. При виде женщины, стоящей рядом с Ричардом, неугомонный Матье замер как вкопанный.
— Боже мой, она прекрасна! — воскликнул он.
Помня, с какой лёгкостью юноша выводит из себя Филиппа, Жофре взял на себя заботу о нём, и теперь с укором посмотрел на протеже, поскольку неумеренные похвалы сестре английского монарха не помогают снискать фавор короля Франции. Но поглядев на Филиппа, Жофре с удивлением заметил, что тот пялится на Джоанну с таким же восхищением, что и Матье. Он изумился ещё сильнее, когда король выступил вперёд и поздоровался безукоризненно вежливо с Ричардом и воодушевлённо с Джоанной.
— Для меня честь познакомиться с тобой, госпожа. Однако я в обиде на твоего брата за то, что он никогда не рассказывал, насколько ты прекрасна.
Они вступили на почву, хорошо знакомую Джоанне, этой прирождённой кокетке:
— Моему брату и впрямь нет прощения, милорд король, ибо он ни разу не обмолвился, насколько ты галантен.
Когда Филипп предложил руку, Джоанна позволила препроводить себя к оконному сиденью, где они смогли продолжить беседу в относительном уединении.
Такого Филиппа не видел никто, даже его приближённые, и все с удивлением наблюдали, как этот постник обратился внезапно в куртуазного кавалера. Король приказал принести Джоанне вина и проявлял такое оживление, что казался помолодевшим на годы, напоминая присутствующим, что ему всего двадцать пять и он нуждается в той, кто может разделить с ним трон и ложе.
Ричард не выказал явной реакции на неожиданный интерес французского монарха к сестре, поскольку давно овладел самым важным для королей искусством — показывать миру только то, что хочешь показать. Но хорошо знавшие его не были обмануты, и герцог Бургундский не удержался от ехидства.
— Наш государь и твоя сестра прямо-таки увлечены друг другом, даже очарованы, — заметил он. — Неисповедимы пути Господни — кто знает, не предстоит ли нам вскоре погулять на двойной свадьбе: твоей с леди Алисой и кузена Филиппа с леди Джоанной?
Ричард давно затаил на герцога Бургундского праведную злость, потому как Гуго и граф Тулузский примкнули к Хэлу в попытке последнего завладеть Аквитанией, и торопливо покинули тонущий корабль, стоило Хэлу слечь с тяжкой хворью. Ричард не призвал герцога к ответу, но редко прощал обиды и никогда не забывал их. В его планы не входило радовать Гуго, дав понять, что острота задела его за живое.
— Воистину неисповедимы, — ответил король, не заглотив наживку. — Судьба выписывает иногда петли, которых и представить не мог, и нам не дано знать, что ждёт нас за следующим поворотом дороги.
Ему подумалось, что в один прекрасный день Гуго обнаружит на дороге поджидающий его неприятный сюрприз, а ещё, что он скорее согласится выдать Джоанну за Люцифера, чем за Филиппа Калета.