Львиное Сердце. Дорога на Утремер

Облик Ахмера его заинтриговал, потому как уши у сицилийского чирнеко напоминали кроличьи, а окрас был рыжим, как у лисы. Сицилия представала страной необычной во многих аспектах, поэтому вполне следовало ожидать, что даже собаки тут окажутся не такими, как в других землях. Морган никогда раньше не видел пальм, или птиц, похожих на пернатые драгоценные камни, или церквей, которые были некогда мечетями и придавали городу неповторимый экзотический облик. Женщины тоже выглядели экзотично: расхаживали по улицам в шелках и развевающихся накидках, красили ногти на унизанных перстнями пальцах хной. Знатные христианские дамы, предпочитающие одеваться как сарацинки. Морган ловил себя на мысли, что именно такие чужеродные черты Сицилии беспокоят многих в войске Ричарда. Не шёл на пользу и факт, что подавляющее большинство мессинцев держалось греческих корней и принадлежало к православной церкви. А настоящие ли они христиане? В конечном счёте всем известно, что Божий город — это Рим, а не Константинополь.

Как валлиец, Морган привык смотреть на мир с точки зрения притесняемых, поэтому склонен был трактовать сомнение в пользу мессинцев, по крайней мере, пока не убедится в обратном. Однако товарищи его меньше чем за неделю пришли к твёрдому убеждению, что жители Мессины являются разбойниками, принявшими обличье купцов, виноторговцев и лавочников. Расположившись на скамье в тени благоуханного цитрусового дерева, с видом на бирюзовые воды пролива, Морган думал, что редко доводилось ему видеть картину более приятную глазу и умиротворённую. Но он подозревал, что спокойствие это обманчиво и свеча может погаснуть под порывом собирающегося на горизонте шторма — нарастающей враждебности между горожанами и крестоносцами.

В сад вошли несколько рыцарей. Они нарвали на ближайшем дереве апельсинов и начали весело швыряться ими. Но остановились, заметив идущую по дороге женщину. Она привлекла и внимание Моргана, потому как казалась диковинным видением: одеяние из расшитого шёлка, позвякивающие браслеты, золочёные шлёпанцы и тончайшая кружевная вуаль цвета закатного неба. Он бросал Ахмеру палки, чтобы тот приносил назад, и, потянувшись за следующей, промолвил тихо:

— Давай, парень, послужи моей наживкой!

Но один из рыцарей оказался проворнее и размашистой походкой зашагал по лугу на перехват незнакомке. Морган покачал головой, удивляясь подобной глупости. Роскошный наряд говорил, что перед ними знатная особа: либо гостья монастыря, либо приближённая королевы, и уж явно не из тех, с кем можно обращаться как с уличной шлюхой.

— Вперёд, Ахмер, — воскликнул Морган. — Поспешим на выручку даме в беде!

Он понял вскоре, что его вмешательства не потребуется. Незнакомка обрушилась на незадачливого кавалера с такой яростью, что ни у кого не возникло сомнения в её привилегированном статусе. Морган находился слишком далеко, чтобы слышать, но видел, как съёжился рыцарь под этим гневным потоком. Когда валлиец приблизился, бедолага уже обратился в бегство, сто приятели гоготали, а женщина грозила ему карой, которая сильнее всего страшит любого мужчину. К удивлению Моргана, дама перешла с беглого, общеупотребительного французского на незнакомый язык, настолько чуждый по звучанию, что, по его мнению, это мог быть только арабский.

Заслышав шаги Моргана по тропинке, незнакомка резко повернулась, готовая встретить нового противника, но тот поспешил вскинуть руки, изображая капитуляцию.

— Я пришёл с миром, госпожа. Мы с моим псом решили безосновательно, что тебе может потребоваться наша помощь. Но насколько могу судить, помощь не помешает тому бедному малому!

Дама выглядела повыше большинства женщин, более округлой, чем диктовала мода, по крайней мере во Франции и Англии, лицо её наполовину скрывалось под вуалью. Но ему хватило и того, что оставалось открытым, чтобы заинтересоваться. Глаза незнакомки были такими светло-карими, что в свете солнца казались золотистыми.

— Что за странные у тебя друзья завелись, Ахмер? — спросила женщина, посмотрев на собаку. Потом обратила взор своих завораживающих глаз на рыцаря, и тот обнаружил, что не может оторваться от них. — Видимо, мне следует поблагодарить тебя за хорошие манеры, поскольку столь многие мужчины не имеют их вовсе.

— Не стану возражать, — жизнерадостно отозвался валлиец. — Но позволь задать вопрос: я невольно услышал разнос, устроенный тобой тому глупцу. Это был арабский язык?

Миндалевидные глаза прищурились, но самую малость.

Да, арабский, ответила дама. Ни один другой язык не сравнится с ним по изобретательности ругательств или цветистости проклятий.

— Тогда, может статься, ты согласишься выучить меня парочке таковых? — Морган улыбнулся самой подкупающей из улыбок. — Взамен я охотно познакомлю тебя с несколькими своими.

— Сильно сомневаюсь, что у тебя есть что мне предложить.

— Так ты говоришь по-валлийски, госпожа? Или по-английски?

— Нет, не стану этого утверждать. Признаться, я никогда даже не слышала их вживую.

— В таком случае, рад помочь. Beth yw eich enw? Thou may me blisse bringe.