Львиное сердце. Под стенами Акры

В последних числах мая один из лазутчиков Ричарда принес весть, что сарацины укрепляют твердыню под благозвучным наименованием Замок Инжира. Однако при приближении крестоносцев гарнизон бежал, и двадцать девятого мая король разбил лагерь на берегах заросшей камышом реки милях в двадцати к югу от Аскалона. Тут его застал очередной посланец из Англии. Жан д’Алансон был архидьяконом в Лизье, а прежде являлся вице-канцлером Англии — доверенный человек Ричарда. Доставленные им новости были в высшей степени тревожными.

Из рассказа архидьякона создавалось впечатление, что Англия постепенно погружается в хаос. Сводный брат Ричарда Жофф все еще грызся с епископом Даремским, отклоняя все попытки Алиеноры и совета примирить их. Изгнанный канцлер Лоншан, после того как архиепископ Руанский конфисковал подати с его епископата Или, поместил собственный диоцез под интердикт, отчего простой народ очень страдал, ибо не служились больше мессы, не принималась исповедь, не осуществлялись венчания, а тела покойных оставляли на кладбищах без погребения. Вмешалась Алиенора, которая убедила архиепископа вернуть Лоншану доходы с Или, а экс-канцлера снять интердикт и отлучение, возложенное им на архиепископа. Но ситуация оставалась напряженной, и лишь ухудшилась с прибытием двух папских легатов. Когда сенешаль Ричарда отказался впустить их Нормандию, они предали герцогство анафеме, а сами укрылись при французском дворе.

Еще более тревожным был отчет архидьякона в части зреющего сговора между французским королем и братом Ричарда. Филипп пытался организовать вторжение в Нормандию, и мешало ему только нежелание французских баронов нападать на владения крестоносца. После того как Алиенора помешала Джону присоединиться к Капету в Париже, принц захватил два королевских замка, Виндзор и Уоллингфорд, и продолжил распускать слухи о смерти Ричарда, в результате чего многие не осмеливались противостоять человеку, который скорее всего станет их новым королем. Архидьякон доставил также письма от Алиеноры, от архиепископа Руанского и от совета. Во всех содержалась одна и та же настоятельная мольба: Ричарду как можно скорее следует вернуться на родину, в противном случае ему угрожает опасность лишиться трона.

Последние предупреждения серьезно потрясли Ричарда. Казалось, что рушится все, как к Утремере, так в далеких, охваченных раздором доменах. Львиное Сердце не сомневался, что французы намеренно препятствовали любой возможности одолеть сарацин, а теперь подвергают серьезной опасности его собственное королевство. Для человека, привыкшего повелевать, невыносимо было чувствовать себя таким бессильным, оказаться в воле неподвластных его воле обстоятельств. Он ответил тем, что погрузился в глубокое, мрачное молчание, ни слова не говоря о дальнейших намерениях, и это молчание только подпитывало беспокойство в армии. Многие солдаты винили Ричарда за нежелание осаждать Иерусалим, но только французские военачальники желали его отъезда, поскольку мало кто верил, что победа возможна без английского короля. Стоило распространиться по лагерю слухам о его намерении уехать домой, как боевой дух воинов резко упал.

Ричард затворился в своем шатре на несколько дней. Устремления короля боролись в нем с устремлениями крестоносца, и он опасался, что примирить их не удастся. Задержка в Святой земле грозит потерей короны. Но как нарушить священный обет, данный Всемогущему Богу? Ричарда всегда отличали решимость, как на поле боя так и вне его, умение быстро принимать решение и идти на риск, не терзаясь запоздалыми сомнениями. Но теперь он стоял перед неприемлемым выбором, и впервые в жизни не знал как поступить.

Король молил Господа дать ответ, но тщетно. Ответа не было. Вместо этого пришли свежие дурные новости, принесенные Генрихом, Андре и епископом Солсберийским.

Никогда еще Ричард не наблюдал племянника в таком гневе.

— Прошлой ночью герцог Бургундский и епископ Бове держали тайный совет с лордами, в том числе иными из твоих вассалов из Пуату, Анжу, Англии и Нормандии, начал граф. — Никого из нас, по понятным причинам, не пригласили, так же как тамплиеров, госпитальеров или кого-либо из баронов-пуленов. На совете было решено выступить на Иерусалим вне зависимости от твоего решения, дядя. Заговорщики сделали так, чтобы слух просочился до армии, и воины откликнулись на него как и стоило ожидать — с огромным воодушевлением.

Генрих покачал головой и продолжил с горечью:

— Они собираются осаждать Священный город, даже если в результате всем им придется сложить головы, и, что более непростительно, если вместе с ними погибнет и весь Утремер. Вполне может статься, они подписали смертный приговор всем мужчинам, женщинам и детям королевства, при этом не дав нам даже слова сказать.

Ричард слушал и сам начинал распаляться.

— Ну раз так, ладно! Если это их решение, то я знаю, каким будет мое. Этим глупцам никогда не взять Иерусалим! Так с какой стати мне рисковать моим королевством ни за что?