Ричард выругался, потому как лошадей при войске не было. К нему уже подоспели несколько рыцарей. Они превозносили меткий выстрел и рассмеялись, когда король признался, что целил в грудь. Все были слегка ошарашены — большая часть не ожидала, что удастся достичь берега, полагая, что высаживающихся перебьют еще в воде. Некоторые сарацины начали пускать стрелы, но те отскакивали от доспехов, не причиняя крестоносцам ощутимого вреда. Арбалетчики, работая попарно — один стреляет, другой заряжает, создали завесу из болтов, заставившую вскоре врага податься назад. Ричарда по-прежнему удивляло вялое сопротивление, но он поспешил воспользоваться им. Теперь, завладев куском пляжа, необходимо было закрепиться там. Король отдал приказ собирать плавник, бочки и полупогребенные в песке обломки разбившихся галер — все, что годилось для строительства баррикады.
Оставив арбалетчиков и пехотинцев сооружать временное укрепление, Ричард повел рыцарей к северо-восточной стене, сказав, что знает путь в город. Никто не осмелился задавать вопросы — до сих пор крестоносцам отчаянно везло, и они поверили бы своему вождю, скажи даже он, что научит их как перелететь через стену. Но у него на уме было нечто более прозаическое: прорубленная в скалах лестница, ведущая к крепостной калитке. Ступеньки были такими узкими, что карабкаться по ним мог только один человек. Путь был такой опасный, что сарацины даже мысли не допускали, что кто-то им воспользуется. Не опасаясь обстрела со стены, Ричард и его люди стремительно добрались до калитки. Несколько ударов секирой расщепили доски, и воины ворвались в дом, пристроенный к стене с внутренней стороны. Он принадлежал тамплиерам, сообщил Ричард. Это заявление вскоре подтвердила находка распростертого на кровати трупа, все еще сжимающего меч. Коричневая накидка с красным крестом свидетельствовала о принадлежности убитого к братьям, а не к рыцарям. Нога в лубках объясняла, почему человек умер в постели, а о ярости его сопротивления говорили пятна крови на одеяле и на полу, которые, очевидно, не все принадлежали ему. Воины остановились, почтив героя мигом молчания, затем последовали за Ричардом в выходившую на улицу дверь.
Что их сразу поразило, так это запах смерти. К этому аромату они привыкли, но в удушающей летней жаре он ощущался особенно остро. Уходящая вперед улица была устлана трупами людей и животных. У дверей домика тамплиера лежала собака, растянув в оскале окоченевшая пасть. В конской поилке плавал человек, другой свернулся клубком у перевернутой тележки, его выпотрошенные внутренности валялись в луже засохшей черной крови. В воздухе стоял торжествующий гул насекомых, а в небе парили два стервятника, поджидая возможности возобновить прерванную трапезу. И повсюду гниющие туши свиней. Но не наблюдалось ни одного сарацина, что сразу зародило в мозгу Ричарда подозрение о засаде.
Крестоносцы осторожно двинулись вперед. Все вокруг говорило о серьезной осаде. У многих домов были разрушены крыши, кое-где на улицах остались воронки от камней из требюше. Двери разбиты любителями поживиться, на земле стрелы. Встречались и неуместные находки: забытая на лавочке корзинка с яйцами; красная лента для волос, застрявшая в сломанном колесе; дорогой плащ, перепачканный в крови; втоптанная в грязь детская игрушка. Где-то голосил домашний попугай, брошенный в развалинах жилища. Свидетельства хрупкости жизни, неудач, людских страданий, предначертанных в Библии: «Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями».
Оглядевшись, Ричард подозвал Анри ле Туа, своего знаменосца и приказал развернуть штандарт там, где он будет виден из замка. Анри вскарабкался на стену, скинул вниз султанского орла и заменил его на золотого льва короля английского. Один из рыцарей поспешил подхватить орла, решив, что из него получится отличный сувенир. Тут из ближайшей лавчонки вынырнул парень, тяжело нагруженный дорогими шелковыми и льняными тканями. Трудно было сказать, кто удивился сильнее, крестоносцы или мародер. Секунду они глазели друг на друга, потом турок благоразумно бросил добычу и кинулся наутек.
— Господи Иисусе, — промолвил Ричард, внезапно догадавшись.
Полководец с таким опытом, как у Саладина, никогда не допустит, чтобы его солдаты занимались грабежом захваченного города в разгар высадки вражеского десанта. Это мародерство могло означать лишь одно: султан утратил контроль над своими людьми.
— Сомкнуть ряды! — велел король.
Крестоносцы двинулись дальше. Свернув на главную улицу Яффы, они застыли при виде текущей красным сточной канавы. Послышались стоны — многие знали историю про взятие Иерусалима в лето Господне 1099-го: христианская армия вырезала большую часть мусульманского и еврейского населения Священного города, убивали мужчин, женщин, детей без разбора, воины хвастались, что ходили по колено в крови. Но присмотревшись получше, Ричард приободрил своих.
— Это не кровь, а вино, — сказал он, указывая на пирамиду разбитых бочонков.