Нельзя же. Нельзя за одно и то же преступление судить дважды. И казнить дважды нельзя. А его уже два раза. Сначала повесили. Потом расстреляли. Что теперь — гильотина?
Говорят, бог троицу любит. Неправильное какое-то правило.
Дина сделала шаг вперед, а потом в сторону. Из-за ее спины показался Федор с подносом.
Самое время, бл*дь, пить чай!
Но чай на столике сервирован, Федор традиционно желает приятного чаепития и исчезает.
А Дина садится на диван, берет чайник и отпивает из носика. Морщится. Наверное, горячо. Оттирает тыльной стороной руки рот. И произносит.
— Лола, мне нужна твоя помощь.
Лев даже не пытался понять происходящее. Он просто кивнул. Говорить — не мог.
— Ты очень мудрый и добрый человек, Лола, — Дина задумчиво гладила крутой бок белого чайника. — И мне очень нужен твой совет. Я оказалась… — Дина вздохнула, бросила на него краткий взгляд и снова принялась гладить белый матовый фаянс. — Я оказалась в сложной жизненной ситуации. Мне больше не к кому идти. Ты поможешь мне?
— Ра… — он прокашлялся. Лолин голос не шел. Он кончился. И Лев продолжил своим голосом. — Рассказывай.
Дина помолчала. Еще приложилась к носику чайника, уже не морщась. Глубоко выдохнула.
— Понимаешь… Я обидела человека. Очень дорогого мне человека. Человека, который очень многое для меня сделал. Не просто обидела. Я его предала.
Левке показалось, что ему в живот, внутрь, глубоко, воткнули что-то острое и шипастое и начали проворачивать. В одну сторону, в другую. Он даже вздохнуть не мог. Нет, третий раз — не гильотина. Дыба. Или чего там напридумывали веселые средневековые монахи?
Дина, откуда в тебе столько жестокости? Ты пришла ко мне говорить о Разине? Просить совета о том, как вернуться к нему? Это даже для дочки крутого продюсера перебор. В груди начало жечь, и Левка попробовал потихоньку выдохнуть. Даже дышалось через боль.
Он повернул голову. Дина, которая до этого смотрела на него, тут же отвела взгляд. И он отвел. Не мог на нее смотреть. А она продолжила.
— Поднимешь, так получилось, что… В общем этот человек… Так вышло, он не нарочно, он не хотел, у него просто не было выбора, понимаешь? — конечно, у Разина не было выбора! Он просто жертва обстоятельств. Как же хочется курить. Коньяку. И орать. На выдохе, что выплеснуть боль. Но Лев лишь кивнул, словно под каким-то гипнозом. И Дина снова заговорила: — Он был вынужден обмануть меня. Не желая мне зла. Можно сказать, это была ложь во благо, — тут Дина вдруг заторопилась, стала говорить быстрее. — А я… когда я узнала про обман… я наговорила ему кучу гадостей. Потом, когда он дал мне еще один шанс, пришел и все рассказал, все объяснил, даже прощения попросил — я наговорила ему еще больше гадостей, я оскорбила его, я посмеялась над ним… — Дина судорожно всхлипнула. — А он гордый. Он ушел. И теперь… Теперь я не знаю, как мне жить дальше. Я люблю его. Скажи, Лола, как мне его вернуть?
Последние слова Дина произнесла тихо, почти шепотом. Но они все равно гулким набатом звучали у Льва в голове.
Ложь во благо. Пришел, рассказал, объяснил, попросил прощения. Он гордый. Он ушел.
Так это что получается? Так это Дина не про Разина говорит? Это про Левку самого?!
Оба вскочили одновременно. У него за спиной дрогнул, но устоял вращающийся табурет. У нее зазвякали, но уцелели чашки и чайник на столе. А потом они бросились друг к другу.
Замерли. И долго-долго смотрели в глаза. Дина медленно протянула руку и стянула с его головы парик. Он медленно обнял ее лицо ладонями в черных кружевных перчатках.
А потом медленное время кончилось. И началось время стремительно притянувших мужскую шею женских рук, жадно прильнувших губ, тесного прикосновения тел.
Поцелуй-покаяние.
Поцелуй-прощение.
Поцелуй-признание.
Оторвались друг от друга. Отдышались.
— У тебя кошмарная помада.
— Супер-стойкая.
— Невкусная.
— Учту.
- И грудь мне твоя ужасно мешает.
— А мне твоя — нет.
Они рассмеялись одновременно. Левка повернулся боком и прижал голову Дины к своему плечу.
— Господи, о какой ерунде мы говорим…
— И правда, о ерунде, — Дина прижалась щекой к его плечу плотнее. — Я люблю тебя.
— А я тебя — очень.
Дина подняла голову и прижала палец к его губам. Молчала, смотрела.
— Я похож сейчас на пугало? — Левка попытался оттереть с уголка ее губ след помады. О том, как выглядит он сам, Лев старался не думать. Услышать признание в любви от любимой девушки, когда ты в гребанных пайетках, помаде и накладной груди — это только он так мог. А впрочем… Как все началось — так и завершилось. Так правильно, наверное. Полный круг.
— Я размазала всю твою косметику, — Дина провела пальцем по его скуле. — Тушь у тебя посыпалась.
— К черту ее, — счастливо вздохнул Лев, обнимая Дину крепче. — Сейчас все смою, переоденусь и свалим отсюда.
— Нет!
Он оторопело уставился на девушку. Но ответить Дина не успела, дверь открылась. Стоящий в дверях Кулик ошарашенно разглядывал представшую его глазам картину — его артист, без парика, с размазанным гримом, обнимающий девушку со следами той же алой помады на лице.