Она смогла лишь только всхлипнуть в ответ. Где кусты сирени, где скамейка?!
— Дина, ему не понравилось?
Она что-то промычала в ответ, совершенно не владея уже голосом, горлом, связками.
— Дина, да что там произошло?! — Алла Максимовна дернула ее за руку, вынуждая остановиться, заглянула в лицо. И ахнула.
— Пойдем, пойдем, девочка, — снова схватила за руку и потащила.
Они добрались до крохотного кабинета-каморки, отданного Алле Максимовне за заслуги перед институтом в единоличное пользование. За ними закрылась дверь. Дина рухнула на старенький диван и разрыдалась.
— Дина, Диночка… — Алла Максимовна гладила по содрогающимся плечам. — Что сказал Вилен Мартинович?
— Что будет снимать фильм, — прохлюпала Дина.
— Так чего же ты плачешь, дурочка?!
— Потому что я его люблю!
- Вилена Мартиновича?! — ахнула Алла Максимовна.
— Ле-е-е-ву-у-ушк-у-у-у… — провыла Дина. И больше от нее невозможно было добиться ни слова.
Наверное, она и в самом деле написала неплохой сценарий. Но она сделала другое, гораздо более важное. Нельзя не любить своего героя. Нельзя не понимать его. Дина — и полюбила, и поняла.
Написала, расписала, разложила по полочкам. И поняла. Поняла, что ни в одном своем поступке, слове, мысли — ни в чем он не солгал по-настоящему. Он все сделал правильно. «Что мне было делать, Дина, если любовь всей моей жизни я встретил, когда на мне было женское платье и у меня были накрашены губы?!». Кто это сказал — настоящий Лев Кузьменко или ее герой — Дина теперь не могла вспомнить. Но это был ключ ко всему.
А ведь ты знала, предполагала, чувствовала. Знала, что за Лолой стоит мужчина. Предполагала, что они со Львом раньше встречались. Чувствовала, что ему — ему! — можно доверять. Ты с самого начала, знала, чувствовала, чуяла правду! Но прятала голову как страус в песок, ведь проще было все свалить на Льва за его якобы обман с Лолой.
Да если бы не Лола… Если бы не Лола — ничего бы не было. Встреть она сначала Льва — и даже если бы возникли чувства — они были бы обречены. С учетом ее тараканов. А Лола отогрела, расслабила, дала надежду, что все не так страшно, как Дина себе воображала, дала веру, что все получится.
Дала любовь.
И что ты дала в ответ?
Когда человек, который не был ни в чем виноват, который вытащил и спас тебя, который показал тебе, что такое любовь, а значит, что такое жизнь, пришел к тебе просить прощения за то, в чем был, по сути, не виновен, пришел к тебе с открытым сердцем, с протянутой рукой, пришел беззащитный — что сделала ты? Ты плюнула ему в душу, ты оттолкнула протянутую руку, ты ударила.
Ты предала.
Дина жалобно, отчаянно заскулила.
— Дина, девочка, да что же это… — Алла Максимовна не на шутку встревожилась. Попыталась встряхнуть Дину, но девушка лишь сжалась в скулящий комок. — О, господи. Водички… Да нет, какая водичка… Это же форменная истерика. Я позвоню Евгении Дмитриевне, может быть у нее есть успокоительное. Или коньяку, может…
Алла Максимовна даже начала звонить, но тут Дина немного пришла в себя. Ее привело в себя и отрезвило слово «истерика». Да и вообще, стыдно ей, молодой и здоровой, волновать немолодых людей.
— Не надо, я в порядке, — прохрипела Дина. И даже села. И даже взяла стакан с водой и выпила, пролив половину на себя. И даже взяла протянутый ей платок и размазала еще больше по лицу остатки туши.
— Ой, дай я, — Алла Максимовна забрала у нее платок и, смочив его водой, принялась оттирать Дине лицо. — Ну и напугала ты меня, девочка! Говорить можешь?
— Да, — кивнула Дина.
— Ну так расскажи толком, что сказал Харитонов.
— Сценарий ему понравился, он готов снимать фильм, сказал, если что, найдет деньги, — на одном дыхании выпалила Дина. В голосе своем она была не все еще не уверена.
— Тогда к чему эти слезы? — тихо спросила Алла Максимовна. — И при чем тут твой Лев?
Дина забрала платок и шумно высморкалась.
— Вы же читали сценарий. Вы же читали… — она судорожно выдохнула. — Вы же знаете… Я его от… от… от…толкнула. Отвергла… Предала… Как мне дальше жить… без него?!
И, снова не удержавшись, заплакала. Но уже тихо и в плечо в тонкой серой шали. Алла Максимовна неспешно гладила ее по голове и молчала, давая выплакаться окончательно. А потом заговорила.
— Эх, Дина, Дина… Какая же ты еще девочка… Поверь мне, если два человека живы и любят друг друга — ничего не потеряно. И все можно исправить.
— Как?! — Дина подняла голову с плеча своей наставницы.
— Да очень просто, — улыбнулась Алла Максимовна и погладила ее по щеке. — Любишь его? Скажи ему об этом. Обидела? Попроси прощения.
— И все?
— Дина! — Алла Максимовна даже рассмеялась. — В этом «и все» — самое главное.
Дина сидела молча, глядя перед собой. Потом протянула руку, забрала стакан с водой и допила остатки. Резко встала.
— Спасибо, Алла Максимовна. Я побегу. Мне… надо.
— Тебе надо, да, — педагог встала, обняла Дину. — Беги к нему, девочка. Все будет хорошо.
***