Львица по имени Лола

Она тогда переживала, что диктофон не включила. Зря переживала. Оказывается, она помнила все из его рассказа. Все, до последнего слова. И эти слова лились, превращаясь в историю, в сценарий. Дина не стала даже менять имен, она просто записывала. Записывала то, что откуда-то взялось в ней и за два дня превратилось в сценарий. И теперь она смотрела на экран ноутбука.

Сохранить.

На жесткий диск. В облако. В другое облако. И на печать.

Принтер тихо зашуршал бумагой. А Дина встала. Качнулась.

Боже, как болит спина. И голова. Головные боли у нее бывали. Но Дина никогда не знала, что спина может болеть. Что она может болеть ТАК. А еще над Игорем потешалась…

Несколько раз наклонилась вправо, влево, подняла руки. Стало немного легче. Посмотрела на принтер. Он напечатал примерно треть. Перевела взгляд на пепельницу.

Нет, надо пойти что-то съесть. Дина вдруг почувствовала какой-то совершенно дикий голод. Сколько она не ела? И вообще, какой сегодня день?

День оказался воскресенье, время — половина двенадцатого. Дина сделала себе бутерброд и кофе, вернулась за стол. Свежеотпечатанный сценарий лежал на принтере.

И ждал.

Дина потянулась за телефоном.

— Алла Максимовна, здравствуйте.

— Добрый день, Диночка. Как твои дела?

— Я хочу показать вам сценарий.

— Ты написала? Умница! Приезжай ко мне завтра вечером, часам к шести.

— А сегодня нельзя?

— Я… я уже почти выхожу из дома, — голос у педагога стал растерянный. — Я собралась на дачу к подруге.

— Можно, я вам привезу? — Дина сама не узнавала себя, свою странную, почти болезненную настойчивость. — Почитаете в дороге? Пожалуйста! Вы с какой станции метро уезжаете?

Ответили ей не сразу.

— Хорошо. Давай встретимся через час у «Белорусской».

***

Алла Максимовна перезвонила в шесть вечера.

— Я прочитала, — начала она без предисловий.

— Уже? — вяло удивилась Дина. Она вернулась домой и легла спать. Не легла даже — рухнула. И сейчас, спросонья, ничего толком не соображала.

— Я проехала свою остановку. И ни на какую дачу я не поехала. Я два круга прокаталась по кольцевой. Я читала.

— Да? — Дина судорожно пыталась стряхнуть с себя сонный морок. — И… как?

— Это абсолютно гениально, девочка.

Проснулась. Резко и сразу.

— Правда? — спросила так тихо, что думала, ее не расслышали. Прокашлялась.

— Правда, — коротко и как-то по-деловому ответила Алла Максимовна. — Но это все завтра. Дай мне время до завтра, Дина.

— И что… что будет завтра?

— Не планируй ничего важного на завтра, пожалуйста, Дина.

Она снова перестала что-либо понимать.

— Ладно, не буду.

— Вот и хорошо. Я позвоню завтра. Целую крепко и обнимаю. Ты умница, девочка!

Дина отрешенно смотрела на телефон в своей руке. Отложила его, встала и прошла к столу. Подняла крышку ноутбука. На экране так и остался открытый файл. Последняя страница. Дина хотела сесть на стул — и передумала. Она не могла читать написанное.

Кажется, в ней не осталось ничего — ни слов, ни мыслей, ни чувств. Все было там, в недрах электронного устройства, в пачке листов, что сейчас у Аллы Максимовны. А сама Дина — выпита до дна, опустошена, выпотрошена.

Распотрошенная лягушка.

Господи, какими же смешными и глупыми казались теперь те переживания на фоне того, во что сейчас превратилась ее жизнь.

Дина снова отпустила крышку ноутбука и потянулась за сигаретами.

***

— Куда мы идем? — Дина едва поспевала по коридору за своим педагогом. Ни за что не могла бы предположить в пожилом человеке такой прыти.

— Быстрее, Диночка, быстрее, пожалуйста.

Перед Диной открыли массивную деревянную дверь.

— У себя? — спросила Алла Максимовна.

— Да, ждет, проходите, — отозвалась красивая светловолосая женщина, вставая из-за стола.

— Все, Диночка, иди, — Алла Максимовна быстро обернулась, так же быстро заправила Дине за ухо прядь волос, поправила воротничок рубашки. — Иди с богом, девочка.

И с совершенно круглыми от изумления глазами Дина шагнула через порог кабинета ректора института.

Конечно, она его знал. Конечно, видела. И по телевизору, и вживую — он выступал перед первокурсниками первого сентября. Но вот так, друг напротив друга…

— Здравствуйте, Дина. Присаживайтесь.

Он встал со своего места за громоздким столом. А Дина так и осталась стоять. Ректор ВГИКа. Тот самый Харитонов. Золотая пальмовая ветвь Каннского фестиваля, Берлинский серебряный лев — за его спиной. Они — его, им получены.

Высокий, немного грузный, легендарная чёрная кожаная куртка, тёмная шевелюра и седые виски, пронзительный взгляд из-под тяжелых набрякших век.

— Ну что же вы стоите, Дина, присаживайтесь.

Дина неуверенно прошла и неловко опустилась на самый краешек стула. Харитонов снял трубку интеркома.

— Лилечка, сделайте нам два кофе.

Ректор опустился в кресло и некоторое время молча смотрел на Дину. Дина же сидела перед ним словно загипнотизированная. Как кролик перед удавом. Харитонов…. Это же сам Харитонов.

Принесли кофе, Дина не решилась взять свой, лишь поблагодарила и коснулась пальцем белой чашки. Горячая. Вилен Мартинович с удовольствием пригубил свой кофе, зажмурился. А потом открыл глаза.

— Из-за вас, Дина, я не сомкнул сегодня ночью глаз.