Львы Аль-Рассана

Альвар чувствовал, что ему необходимо будет выплакаться, прежде чем закончится этот день. И не ему одному.

Наружные двери его дома были распахнуты. Он вошел. Никого не видно. Наверное, они все во внутреннем дворе, ждут его. Он остановился перед зеркалом, пораженный своим видом. Мужчина с каштановыми волосами, с немодной бородой, начинающей седеть. А сейчас еще и бледный. Такой бледный, что, будь он собственным пациентом, прописал бы себе немедленный отдых. Он получил удар. И очень болезненный.

Он услышал на кухне голоса и повернул туда. В дверях он остановился. Его жена была там, все еще в рабочей одежде, проверяла маленькие пирожные и пирожки, которые пекли девочки. Даже сейчас, даже после только что случившегося с ним, Альвар вознес богу и лунам благодарность за этот дар любви, такой неожиданный, такой совершенно незаслуженный.

Он откашлялся. Она оглянулась и посмотрела на него.

– Ты опоздал, – весело сказала она. – Дина, твоя маленькая любимица, грозилась… – она замолчала. – Что случилось?

Как сказать такое?

– Аль-Рассан пал. – Он услышал свои слова так, словно их отражало эхо, как это было в долине Эмин ха’Назар. – Этим летом. Весь полуостров теперь принадлежит джадитам.

Его жена сложила за спиной руки и прислонилась к столику у очага. Потом быстро сделала три шага вперед по каменному полу и обняла его, прижалась головой к его груди.

– Ох, любимый, – сказала она. – Ох, Альвар, наверное, это так тяжело для тебя. Что я могу сказать?

– Все здесь?

– Почти. Ох, дорогой, – сказала Мариза бет Реццони, его жена, коллега его и Джеаны, дочь его учителя, мать его детей, свет его дней и ночей. – Ох, Альвар, как ты им скажешь?

– О чем скажешь? – спросила Джеана, входя на кухню. – В чем дело? Что-то с детьми?

– Нет. Нет, не это, – ответил Альвар и замолчал.

Он смотрел на первую женщину, которую полюбил. И знал, что будет любить ее до самой смерти. Она до сих пор, с сединой в волосах и смягчившимися чертами лица, оставалась той же потрясающей отважной женщиной, с которой он много лет назад ехал через Серранский хребет к эмиру Рагозы Бадиру.

Снова в коридоре послышались знакомые шаги.

– Мы здесь! – крикнул Альвар, повысив голос. – На кухне. – Так даже лучше, в каком-то смысле.

Аммар вошел, почти не опираясь на палку, остановился в дверях, а потом приблизился и встал рядом с женой. Он посмотрел на Джеану, на Маризу, на Альвара. Положил руку на плечо Джеаны и произнес своим красивым голосом:

– У Альвара те же новости, что и у меня. Он пытается придумать, как нас уберечь. В основном меня, я полагаю.

– В основном тебя, – тихо согласился Альвар. – Аммар, мне так жаль.

– Прошу вас! – воскликнула Джеана. – В чем дело?

Муж отпустил ее, и она повернулась к нему.

– Я собирался подождать, пока закончится праздник Альвара, но теперь уже нет смысла. Пришел корабль из Эспераньи, любимая. Этим летом Фернан Бельмонте взял Картаду и мой родной Альджейс, где поют соловьи. Сразу же после этого Тудеска открыла свои ворота. Эти три города были последними.

Альвар заметил, что его жена, которая, единственная из четверых, никогда не бывала на этом любимом, измученном полуострове, плачет. Мариза умела чувствовать боль, которую видела, умела принимать ее в себя. Это была часть ее врачебного дара, и она иногда пугала Альвара.

Джеана побледнела и выглядела теперь почти так же, как он сам недавно в зеркале. Она не заплакала, а через секунду сказала:

– Это должно было случиться. Никто не смог бы повернуть вспять ход событий, а Фернан…

– …Кажется, стал почти тем, кем был его отец, – закончил ее фразу Аммар. – Да, это должно было случиться. – Он улыбнулся улыбкой, которую они все хорошо знали и без которой уже не могли обойтись здесь, в Соренике. – Разве я не пытался писать историю Аль-Рассана и элегию в его честь все это время? Разве не было бы жестокой шуткой по отношению ко мне, если бы…

– Не надо, – сказала Джеана, подошла и обняла мужа. Аммар замолчал. Закрыл глаза.

Альвар с трудом сглотнул, он был близок к слезам по причине слишком сложной, чтобы выразить ее словами. Звезднорожденные не были его народом. Он родился джадитом, стал киндатом по собственному выбору, еще до того как встретил младшую дочь сэра Реццони и начал ухаживать за ней. Он принял это решение, как и решение стать лекарем, к тому времени, как покинул Эстерен, сопровождая Исхака бен Йонаннона и его жену к их дочери по поручению короля и королевы Вальедо.

Джеана уже была в Соренике, она приехала сюда вместе с ибн Хайраном, когда мувардийцы в Аль-Рассане начали угрожать бунтом, если Аммар продолжит командовать их армиями. От Язира ибн Карифа требовали казнить его: этот человек, кричали ваджи, убил халифа. В глазах Ашара он даже больший грешник, чем джадиты.