– Ты объявил, что он умрет, если они погибнут? – Рамиро обсуждал с нею этот момент несколько дней назад. По справедливости, она должна была признать, что он всегда охотно откровенничал с ней. Они даже обсуждали много лет назад его переезд в Вальедо из Халоньи. Он довольно много времени проводил в ее комнатах, делясь с ней своими мыслями. Несомненно, гораздо чаще, чем отец Инес делился с ее матерью.
«Собственно говоря, – внезапно поняла Инес, глядя на мужчину на кушетке, – если бы он не был таким безбожником в самых важных вопросах, я могла бы считать своего мужа образцом среди мужчин».
Должно быть, выражение ее лица смягчилось. Он снова насмешливо взглянул на нее.
– Я хотел сказать тебе раньше. Мне нравится смотреть на твои груди снизу, – заявил он. – Они выглядят уже не как груши, а как дыни, ты это знаешь?
– Я не обращала внимания, – запальчиво ответила она. – Разве нужно это обсуждать? Должен ли министр умереть, если умрет кто-нибудь из Бельмонте?
Рамиро покачал головой.
– Я заявил об этом, и, думаю, граф бы согласился, но тут Родриго попросил меня отменить эту меру. Сказал, что если Гонзалес поклянется защищать их, то ему этого достаточно. Интересно… не могла ли ему надоесть жена, как тебе кажется? Они уже давно женаты.
– Не так давно, как мы, – ответила Инес. – И если ты думаешь, что она ему надоела, то ты большой глупец. Просто дело в том, что сэр Родриго Бельмонте – человек набожный, он верит в могущество бога и готов довериться воле Джада и публичной клятве Гонзалеса. Меня это совсем не удивляет.
Рамиро несколько секунд не отвечал.
– На самом деле он сказал, что не хочет, чтобы наши враги могли заставить меня казнить министра, причинив вред семье Родриго. Я об этом не подумал.
Инес тоже не подумала. Но она уже много лет вела такие разговоры.
– Он сказал это просто потому, что ты не стал бы его слушать, если бы он выдвинул причину, связанную с верой.
– Возможно, – согласился Рамиро слишком уж миролюбиво. Он весело посмотрел на нее: – Я все же думаю, что ему могла надоесть жена. Он попросил нас молиться за него, потому что ему придется поехать домой.
– Видишь? – быстро сказала Инес. – Он верит в силу молитвы.
Король расхохотался, чем испортил ей торжество.
Снаружи продолжали доноситься грохот и стук работ. Замок Эстерена превращали в настоящий дворец, слишком явно подражающий дворцам юга. В каком-то смысле это наносило оскорбление богу. Но королеве нравились планы по расширению ее комнат.
– Еще разок, госпожа моя? – спросил жену король Вальедо.
Она прикусила губу.
– Если ты после пойдешь со мной в часовню.
– Договорились, – ответил он и встал с кушетки.
– И будешь произносить вслух молитвы вместе со мной, – быстро прибавила она.
– Договорились. – Он подошел и встал над ее скамьей, но потом опустился перед ней на колени, протянул руку и прикоснулся к ее волосам.
– И не будешь отпускать шуточек по поводу литургии.
– Договорились. Договорились, Инес.
Для летнего дня эта сделка казалась выгодной. Она отложила свое шитье. И даже подарила мужу улыбку. Труд на благо Джада здесь, в Эсперанье, оказался долгим и неожиданно тяжелым. Он вел ее по таким путям, которых она никак не могла предвидеть у себя дома, в Фериересе, двадцать лет назад, когда девочкой мечтала по ночам не о мужчине, а о боге. Она соскользнула со скамьи к своему мужу, на покрытый новым ковром пол. Этот ковер ей тоже нравился. Он прибыл из Серии, с самого севера Аль-Рассана.
Учитывая все обстоятельства, решение Родриго Бельмонте выехать накануне вечером, чтобы попасть домой на рассвете, опередив свой отряд, который прибыл вместе с ним из Эстерена, было несколько опрометчивым.
Он был одним из величайших воинов полуострова. Здешние места представляли не бо́льшую опасность, чем любая другая открытая местность в редко населенном Вальедо, то есть в действительности были весьма опасными.
Обе блуждающие луны, которые народ киндатов называл сестрами бога, висели в небе, и обе были почти полными. Вдалеке, за немногочисленными ранчо и предгорьями, виднелись смутные очертания гор Халоньи. При ярком лунном свете и сверкающем ясном небе Родриго можно было легко заметить издалека, пока он ехал в одиночестве по лугам, где еще носились дикие стада вальедских коней.
Конечно, это означало, что он тоже мог издали заметить приближение опасности, а его черный жеребец был способен уйти от любого другого коня на этой равнине. Если бы кто-нибудь имел глупость напасть на него после того, как понял бы, кто он такой.
Следовательно, такой нападающий должен был отличаться дерзостью, граничащей с безумием, а Капитан должен был глубоко погрузиться в ночные размышления, чтобы попасть в засаду так близко от дома.
Нападавшие выждали, пока его конь не оказался посередине речки, образующей западную границу ранчо Бельмонте. Он уже фактически находился на собственной земле.