Альвар добился, чтобы ему это объяснили. Кроме прославленных мастеров – резчиков по слоновой кости, – здесь жили поэты и певцы, кожевники, резчики по дереву, каменотесы, стеклодувы, строители – мастера самых разнообразных ремесел, – которые никогда бы не рискнули отправиться на восток, через Серранский хребет, в те дни, когда Силвенес был центром западного мира. Теперь, после падения Халифата, каждый из правителей городов обзавелся своими ремесленниками и художниками, которые прославляли и воспевали его достоинства. Они все были теперь львами, если верить сладкоречивым поэтам Аль-Рассана.
Но им, разумеется, не верили. Поэты – это поэты, им надо зарабатывать на жизнь. Правители – это правители, теперь их целый десяток. Некоторые осели в руинах своих крепостей, некоторые погрязли в страхе или скупости, а некоторые – очень немногие – стали наследниками того, чем был Силвенес. Альвару казалось, хотя он имел довольно скудный опыт, что эмира Бадира в Рагозе следует причислить к последним.
Среди окружающих его незнакомых вещей: неизвестных пьянящих запахов, доносящихся из дверей домов, дворов и харчевен; колокольного звона, днем и ночью призывающего верующих на молитву через отмеренные промежутки времени; буйства звуков и красок на базаре – Альвар радовался тому, что здесь, в Аль-Рассане, год измеряли промежутками от одного полнолуния белой луны до другого, как было и у него дома. По крайней мере хоть это не изменилось. И он мог точно определить, сколько прожил здесь, в этом мире.
С другой стороны, когда он останавливался, чтобы оглянуться назад, ему казалось, что прошло гораздо больше трех месяцев. Год, проведенный в Эстерене, казался призрачно далеким, а ферма осталась в почти невообразимом прошлом. Он гадал, что сказала бы его мать, если бы увидела его в небрежно подпоясанных, развевающихся одеждах ашаритов прошлым летом. На самом деле он не гадал, он был почти уверен, что знает. Она бы снова отправилась прямиком на остров Васки, на коленях бы поползла, чтобы замолить его грехи.
Дело в том, что здесь, на юге, лето было жарким. Головной убор был просто необходим в раскаленный добела полдень, причем не такой обременительный, как шляпа из жесткой кожи; а светлые туники и штаны из хлопка были гораздо более удобными на городских улицах, чем те, что он носил, когда они приехали сюда. Его лицо покрылось загаром. Альвар понимал, что теперь и сам выглядит почти ашаритом. Он испытывал странное чувство, глядя на свое отражение в зеркале. А здесь зеркала висели повсюду: рагозцы были тщеславными людьми.
Тем временем наступила осень; теперь он накидывал поверх одежды легкий коричневый плащ. Его выбрала для него Джеана, когда погода начала меняться. Пробираясь сквозь толпу на еженедельном базаре – и теперь уже довольно ловко, – Альвар с трудом мог поверить, что так мало времени прошло с тех пор, как они втроем миновали горный перевал и впервые увидели синие воды озера и башни Рагозы.
В тот день Альвар с трудом скрывал свое благоговейное изумление, хотя, оглядываясь теперь с высоты приобретенного опыта, он подозревал, что его спутники просто проявили благородство и сделали вид, что ничего не замечают. Даже Фезана издали испугала его. Но Рагоза была по сравнению с ней гигантом. Теперь одна лишь Картада – ведь Силвенес халифов был разграблен и разрушен много лет назад – оставалась еще более великолепным городом. По сравнению с этим великолепием, с его высокими стенами и многочисленными башнями, Эстерен был просто деревушкой Орвилья, на которую однажды в летнюю ночь совершил налет Гарсия де Рада.
В ту ночь жизнь Альвара раздвоилась, как ветка дерева, его дорога утром повернула на восток, через Аль-Рассан, через Серранский хребет к этим стенам, вместе с Джеаной бет Исхак, а не на север, к дому, вместе с Капитаном.
И это был его собственный выбор, одобренный Родриго и принятый, пусть сначала неохотно, Джеаной. «Ей понадобится в дороге охрана, – заявил Альвар утром, после того памятного разговора у костра. – Солдат, – прибавил он, – а не просто слуга, каким бы верным и отважным этот слуга ни был». С разрешения Капитана Альвар предложил свои услуги. Он устроит ее в Рагозе, а потом отправится домой.
Он не сказал им, что влюблен в нее. Они не позволили бы ему поехать, если бы знали, – в этом он был уверен. Он также обрел печальную уверенность в том, что Джеана угадала правду еще в самом начале путешествия. Он не слишком хорошо умел скрывать свои чувства.