Львы Эльдорадо

Ходили мы туда по очереди, беря с собой большой жестяной кувшин, все еще сохранявший в своей форме некоторую грациозность кувшинов глиняных. Нужно было спуститься метров на двадцать по крутому склону, пересечь железнодорожные пути, затем, по склону уже менее покатому, но более длинному, сбежать к дороге и пройти по ней еще с полкилометра. Эта грунтовая дорога вела прямо к ферме. Весь путь, туда и обратно, занимал с полчаса. Обычно мы исполняли эту неприятную обязанность до ужина, но в тот вечер совершенно об этом забыли, и, так как была моя очередь, идти за водой мне пришлось уже в спускающихся сумерках.

По правде сказать, меня это совсем не обрадовало. Знойное солнце весь день палило сквозь своеобразную дымовую завесу, и теперь, спускаясь по склону, я мог видеть, как на западе, над холмами, собираются в кучку огромные зубчатые тучи, предвестницы грозы. Грозу в те времена я всей душой ненавидел и даже боялся. Когда мне было лет шесть, рядом со мной ударила молния, и с тех пор грозовая погода меня весьма тяготила. Казалось, атмосферное электричество циркулирует прямо у меня под кожей; я становился раздражительным, эмоциональным и никак не мог усидеть на одном месте. Лишь спустя долгие годы, уже в жарком климате с его тропическими смерчами, мне удалось излечиться от этой фобии. Морис, конечно же, согласился бы меня заменить, попроси я его об этом, но из чувства такта делать этого я не стал и теперь поспешно шагал к ферме в надежде успеть вернуться еще до первого грома и молний.

Разумеется, именно этот вечер фермер выбрал для того, чтобы подробно рассказать мне обо всех тех несчастьях, что обрушивались в ту пору, как, впрочем, и всегда, на сельское хозяйство. В общем, когда я с ним распрощался, гром уже грохотал, а сумеречный свет принял тот бледный оттенок, что всегда бывает у него перед бурей. Я чуть ли не бежал по дороге, то и дело перекладывая тяжелый кувшин из одной руки в другую, но когда очутился у первого склона, уже поднялся, выметая пыль, ветер, и в почти опустившейся темноте молнии освещали беспорядочное бегство клочковатых туч.

Преодолев овраг, я так быстро, как только мог, вскарабкался по второму склону к железной дороге. Там я вынужден был остановиться, чтобы перевести дыхание.

Подняв голову, я заметил, практически прямо над собой, увенчанный зелеными дубами и соснами высокий силуэт скалы, на которой находился вход в пещеру. Но скалу озарял странный красноватый отблеск, и я повернулся к заходящему солнцу, ища источник этого света: запад, прорезаемый зигзагообразными молниями, утопал в непроглядной мгле. Гром грохотал теперь практически беспрестанно, и, хотя я не успел еще как следует отдышаться, я решил больше не ждать и начал подниматься на последний склон.

Несмотря на тяжелый кувшин, цепляясь за знакомые ветки, ступая на вырезанные в грунте ступени, поднялся я быстро. Красный свет на скале был теперь более отчетливым, пляшущим, и я решил, что мой товарищ разжег, как мы иногда это делали, большой костер. Я взобрался наверх, ухватившись за молодой дуб, росший с краю траншеи, поставил кувшин на землю и огляделся в поисках входа в грот. Он находился слева от меня, метрах в двадцати. На мгновение задержавшись на черной дыре, что зияла на месте раскопок, я снова обратил свой взгляд на вход в пещеру и инстинктивно отпрянул, впечатавшись спиной в узловатый ствол дуба.

В пещере, у самого входа, действительно горел большой костер, или скорее вереница костров, дугой расходившихся от одной внутренней стенки к другой позади низкой каменной стены сухой кладки. Но светлое пятно палатки исчезло, и на его месте я видел нечто невообразимое.

В центре, позади костров, сидел на корточках человек — плотный, мощный, сгорбленный. В язычках пламени его смуглая кожа казалась охристой. В руке он держал короткое толстое копье, наконечник которого слегка поблескивал. У него была большая, косматая голова, и, когда он повернул ее ко мне, я увидел в его глубоко посаженных глазах, под огромными надбровными дугами, отблеск огня. Чуть дальше, в красном сумраке, под шкурами животных, лежали и другие, — я смог различить лишь их смутные очертания. Каменный пол вокруг костров был усеян объедками, сломанными или наполовину обглоданными костями, хворостом и тускло мерцавшими камнями из кремня. В углу валялся огромный, уже почти голый скелет какого-то животного.

Из тени вышел другой человек и неспешно, грузной и одновременно легкой походкой, приблизился к огневому барьеру. Остановившись рядом с сидевшим на корточках дозорным, он пристально вгляделся во тьму. Осторожно, стараясь не шуметь и пригибаясь к земле, я отступил чуть назад, забыв про кувшин. Затем снова замер и продолжил свое наблюдение.