Львы Сицилии. Сага о Флорио

Кашель. Долгий, мучительный. После приступа Паоло снова говорит, голос — как скрип железа по камню.

— Тебе нотариус Леоне сказал, что я составил завещание?

— Да. — Губы Иньяцио, которые он прикрывает платком, пересохли.

Паоло не хватает воздуха. Иньяцио приподнимает ему голову, дает выпить воды. Потом говорит:

— Никто не обидит его, пока я жив. Я нашел учителя, который будет учить Винченцо латыни и прочим предметам вместо Антонино Гальяно, ведь его скоро рукоположат в священники…

Паоло машет рукой, прерывает брата.

— Хорошо, хорошо… — Он сжимает его руку, и Иньяцио чувствует, как мало у брата осталось сил. — Послушай, ты должен стать ему тем, кем я уже не смогу быть.

— Ты знаешь, я люблю его, как родного сына. — Иньяцио накрывает руку Паоло своей.

— Нет. Больше, понимаешь? Ты должен вырастить его. Им всем нужны деньги, а ты должен стать ему отцом. Понял? Отцом.

Он пристально смотрит на брата, словно хочет проникнуть ему в голову.

Это невыносимо. Иньяцио встает. Во дворе Винченцо и Джузеппина играют под лимоном. Он старается говорить медленно, подбирает слова. Не хочет волновать Паоло.

— Я встретил в порту одного из двоюродных братьев Барбаро. Он передал мне сообщение от нашего зятя.

Паоло поднимает слабую руку.

— Боже! Я так много думал про них, про него и Маттию. — Он плачет. — Я понял, что это наказание, которое послал мне Господь. Когда он заболел, я мог бы ему помочь. Это было бы милосердно. Когда приехала сестра, я не захотел повидаться с ней. Бедная… Я оттолкнул ее. — Паоло вытирает глаза. — Ты передашь Маттии, что я ее прощаю? И прошу ее простить меня! Что же я наделал! Дьявол помутил мой разум. Это мое проклятие!

Иньяцио смотрит на брата. Он хотел бы что-то сказать, утешить, но слова не идут из горла, а сердце, кажется, сжалось так, что превратилось в детский кулачок. На лице у брата читается неподдельный страх. Должно быть, он чувствует смерть совсем рядом, если просит прощения, если раскаялся в своей черствости.

Паоло приподнимает голову. Потные волосы прилипли ко лбу.

— Так что? Что просил передать мне Барбаро?

Иньяцио вздыхает. Этот вздох приносит облегчение, выпускает голос на свободу.

— Он говорит, что молится за тебя и желает тебе скорейшего выздоровления.

Непонятно, почему, но эта фраза кажется ему смешной. Он смеется, и брат смеется вместе с ним.

Они смеются, как будто жизнь — это шутка, а чахотка Паоло — лишь фарс, задуманный Создателем, будто можно вернуться назад и все уладить. Но нет, и это самое смешное: все взаправду, привычный мир рушится, рвется.

Смех Паоло превращается в кашель. Иньяцио бежит, протягивает ему таз, в который брат сплевывает сгустки крови и слизи.

Иньяцио обнимает его. Паоло очень худой. Болезнь съела его, оставив лишь кожу да кости, — оболочку, вместилище неукротимого духа, который не хочет сдаваться. Еще нет.

* * *

Когда Винченцо через несколько дней откроет двери, он увидит на пороге человека в черной сутане с фиолетовой столой. Это священник из Оливуццы, дон Сорче. Лицо у него раскраснелось от жары.

— Твоя мать послала за мной. Где она? — спросит он.

— Идемте со мной, скорее, — ответит вместо него подошедшая служанка.

Мальчик увидит, как они исчезают за углом. Из сада, из-за распахнутой двери, доносится запах лета и тепла.

Беги, Винченцо, беги прочь! Он не хочет ничего знать, ничего слышать.

* * *

Иньяцио приходит, когда все уже кончено.

Джузеппина сидит у изножья кровати. Молчит, не плачет. Покусывает костяшки пальцев. В руках у нее четки. Кажется, она где-то далеко, может, так оно и есть.

Взгляд ее неподвижно устремлен на мертвое тело.

— Нужна хорошая одежда, — тихо произносит она.

Иньяцио механически отвечает «да».

— Я поеду на виа Матерассаи, позабочусь о похоронах. Скажу Маурицио Реджо, чтобы закрыл лавку на два дня. — Он делает паузу. — Нужно написать Маттии и нашим родственникам в Баньяре. Винченцо я возьму с собой.

— Мессы. Нужно заказать мессы, отмолить его душу, ведь он раскаялся в том, что причинил сестре столько зла. Он сам сказал мне, когда я меняла ему ночную сорочку после исповеди. И милостыня сиротам. Скажи Виктории, пусть она позаботится об этом. — Голос у Джузеппины глухой, хриплый.

Иньяцио кивает. Задерживает воздух в груди. Дышит, он еще может дышать.

Подходит к телу Паоло. Оно еще хранит тепло: кожа на лице прозрачная; руки, когда-то сильные и мозолистые, теперь как тонкие ветви. Голова и борода побелели.

Протягивает руку, гладит лицо брата. Потом наклоняется, целует покойного в лоб и замирает так, прижавшись губами к его коже. Боль комком стоит в горле.

Он будет помнить это всю жизнь. Поцелуй — это обещание, безмолвная клятва, которую слышат только они с Паоло.

Иньяцио идет из комнаты прочь. Под лимоном его ждет Винченцо.

— Ты попрощался с отцом?

Винченцо не смотрит на дядю. У него в руках щепочка, которую он ломает на мелкие кусочки.

— Да.

— Хочешь еще посмотреть на него?

— Нет.

Иньяцио протягивает руку, Винченцо цепляется за нее. Они идут к стоящему на аллее экипажу.

* * *