А Палермо с нетерпением ждет. Перед воротами с билетами в руках стоят аристократы и рабочие, школьные учителя и адвокаты, лавочники и швеи, охваченные волнением и восторгом. За восемь месяцев, которые потребовались Эрнесто Базиле, чтобы создать это чудо, в городе возникла масса слухов и сплетен, часто преувеличенных и почти всегда противоречивых. Говорили даже, что на выставке будут обнаженные танцовщицы, исполняющие танец живота, и огромные фонтаны, из которых будет течь вино.
Ворота открываются, и толпы людей растекаются по павильонам, как потоки вулканической лавы. Посетители ходят, открыв рот, распахнув от удивления глаза, восхищаются бельведером высотой более пятидесяти метров, куда можно подняться на гидравлическом лифте, сделанном на заводе «Оретеа». Проходя по внушительной галерее Труда, идут в павильоны механического, химического, ювелирного производства. Женщины интересуются изделиями текстильной и мебельной промышленности; люди состоятельные изучают павильон изящных искусств, где представлено более семисот картин и трехсот скульптур, а праздношатающиеся сразу идут в кафешантан, расположенный за павильоном керамики и стекольного производства.
Но всего этого Иньяцио не видит. Сначала ему пришлось приветствовать короля и королеву, вместе с ним и Джулия – пятно черного крепа в вихре цветов и элегантных одеяний – сдержанно принимает от государей соболезнования. Потом его закружил вихрь торжественных мероприятий. Он пожимает руки, приветствует друзей и знакомых, раскланивается с придворными сановниками, обменивается мнениями с политиками разного уровня, приехавшими со всех концов Италии.
Ошеломленный разноголосицей толпы и шумом, доносящимся из павильонов, испытывая тошноту от запаха приготовленных для детей сладостей, Иньяцио смотрит по сторонам и думает об отце, который столько мечтал об этой выставке, но так и не увидел ее. Пока отец был у дел, он всегда думал о ней: заботился о том, чтобы строительство осуществлялось в срок, чтобы павильоны выглядели роскошно, чтобы все предприятия Флорио были на виду. Он настаивал на том, чтобы на выставке нашлось место и развлекательным заведениям, где ощущалась бы нынче модная нотка экзотики и чувственности. Об остальном позаботились инженеры и, конечно же, неутомимый архитектор Базиле.
Все поздравляли Иньяцио и его семью с успехом. Правительство, безусловно, внесло свой вклад, но идея выставки и деньги… они принадлежали Флорио. Все в Палермо это знали и смотрели на Иньяцио с восхищением, смешанным с почтением и, конечно, с завистью.
«Пусть смотрят, – сказал бы отец. – Нам некогда, нужно работать».
Но Иньяцио хочет понять. Хочет увидеть то, что видят другие.
Однажды утром он велит подать повозку. В ландо с поднятым верхом, чтобы остаться незамеченным, он едет по корсо Оливуцца – новые особняки буржуазии, выстроенные вдоль улицы, чередуются с небольшими садами, – едет на строительную площадку театра Виктора Эммануила, где недавно под руководством Эрнесто Базиле возобновились работы.
Оттуда рукой подать до выставки. Иньяцио быстрым шагом проходит в ворота, не обращая внимания на ожидающих, на тех, кто хотел бы его поприветствовать. Также спешно он пересекает ювелирный павильон и оказывается в механическом павильоне, рядом с которым в саду гуляет множество посетителей. Иньяцио опускает голову, прикрывает лицо рукой. Он не хочет, чтобы его узнали.
Замедлив шаг, Иньяцио идет к центру павильона, где выставлены котлы литейного завода «Оретеа». Железные монстры, разинувшие черные рты. Цилиндры такие большие, что человек, вытянув руки, не смог бы дотянуться до края. Сердца кораблей, перевозящих людей и товары по всему миру. Их кораблей.
По периметру павильона стоят гидравлические прессы, а в небольших витринах – столовые приборы, кастрюли, сковородки, прочие предметы домашнего обихода. Изделия других литейных заводов на фоне продукции «Оретеа» выглядят бледно. Возможно, они лучше в техническом отношении, более изящные и легкие, но от них не веет величием и мощью.