Лыткаринский маньяк

Но, этого не может быть. Было еще что-то. Что? Ну, конечно, конечно. Было. То, без чего нет ни рэпа, ни гаджетов, ни любви. Без чего вообще ничего не бывает: Свобода. Как воздух, незаметная, пока она есть. А теперь – самый главный актив, внезапно съеденный казенной инфляцией.

Когда-то о ней мечтали, погибали за нее. Но, когда это было? В стародавние времена в тридевятом царстве?

Не так давно, Антоха, не так давно. И «мечтали-погибали» я бы не спешил использовать в прошедшем времени. Впрочем, теперь он и сам это понимал.

Не раз он слышал, что безвыходных ситуаций не бывает: Но, где сейчас этот выход? В каком углу камеры его поискать?

С этими мыслями студент сидел, тупо рассматривая крупную вязку на своем свитере.

А через три стены, в обезьяннике, у Василия Ивановича кольнуло сердце. И он знал, о чем этот укол: Студент…

Бездна разверзлась перед Антоном, дыхнув терпким запахом табака и пота. И вся обитающая там мерзость замерла и подняла на него свой взор:

Передачки, собранные на последние деньги и вскрытые письма со штампом цензора; Столыпинский вагон и овчарки, харкающие пеной на снег; расписные сокамерники с синюшными, голыми черепами и алюминиевые кружки с чифирём; баланда из брюквы с соевым мясом и коричневая мокрота на бетонном полу; ледяной ветер на промерзшем плацу и жара в душной, закопченной промке; тюремные доктора, скупые на таблетку аспирина и пустые надежды на УДО, амнистию, помиловки.

И дни: пустые, похожие друг на друга, как опавшие желтые листья, сливающиеся в недели, месяцы, годы. Отупляющую беспросветность и безысходность…

Сама смерть, но не сиюминутная, а отложенная и разнесенная на уйму лет, открыла перед ним свой хавальник, который не закроется, пока не съест его разум, молодость, здоровье и все, ради чего люди живут на этом свете.

А сзади – медленный, но верный, неумолимый каток правосудия. С коробкой без задней передачи, не умеющий ни свернуть, ни затормозить. И его водители, механизаторы от бога: забронзовелый судья, подражающий своей языческой богине, с вечной повязкой равнодушия на глазах, балагур-прокурор, переписывающийся с кем-то в вотсапе, пусторечивый адвокат с потными ладонями и бездонным карманом.

Где-то глубоко, в его чреве, проскочила искра, и неубиваемый двигатель ожил, зашевелил поршнями. Прогреваясь и урча все ровнее, выходил на рабочие обороты. Его низкий гул, словно раскаты далекой грозы, донесся до камеры номер шесть, отразился от стен, задребезжал стеклами в узком, зарешеченном окне.

И этот гул не стихнет. Будет нарастать и приближаться, пока кости не хрустнут под его многотонным колесом.

Если есть духи предков, ангелы-хранители, добрые феи, все ходатаи за нас перед чем-то высшим, поспешите. Ваше время пришло. Когда еще вам следует появиться, если не сейчас! Ведь, только что-то невероятное, сверхъестественное, способное отменить гравитацию и ход времени, было в силах переписать ужасный сценарий.

Задернуть занавес над сценой и объявить: это все неправда. Это глупый спектакль, фарс! А в жизни такого не было и нет. И никогда не будет!

Да, все подвластно высшим силам, одно плохо: неизвестно, существуют ли они. И как наладить с ними коммуникацию, когда их вмешательство – последняя надежда.

В общем, можно верить в их причастность, можно нет. Но, маховик других событий и лиц, случайных и аполитичных, уже давно набирал обороты, чтобы отменить беспросветный мрак этой ночи.

Самая скромная роль выпала Александру, обычному парню из обычной многоэтажки.

Сколько себя помнил, Сашка занимался спортом, отслужил срочную в ВДВ и посмотреть на него было любо-дорого чисто эстетически. С румяными щеками, наливной, как яблоко, сгусток молодой энергии. Сжатая пружина из мышц. Не сильно умная пружина, но это поправимо.

Машины у Александра не было, да она ему и не нужна. Невозможно представить, что он тошнит в заторе, в бесконечной веренице полуживых черепах.

Когда-нибудь, энергия, направленная в правильное русло, усадит его на сиденье бизнескласса. Но это позже, а сейчас… Велосипед! Вот транспорт молодых и неуемных.

Ветер в лицо, нет пробок, не нужен бензин. И парковка не нужна. Двухколесного друга Саня хранил в подъезде, пристегнутым тросом к батарее.

Здесь все знали, чей велосипед и на транспортное средство не покушались. Санек уж думал, его и пристегивать не обязательно, но ошибся. Вышел однажды, поутру, а переднего колеса нет!

Первым порывом стало пойти и разобраться самому. Вероятный воришка был ему известен: сосед с седьмого этажа, шестнадцатилетний, рыжий охламон с завидущими глазами и шилом в заднице.

Во все ему надо было плюнуть или поцарапать ключом, или подпалить зажигалкой. А оставленное без присмотра, – реквизировать вне зависимости, нужно это или нет.

Однако, зная свой характер, закаленный битыми о лоб бутылками и кирпичами, Санек решил этого не делать: Мало ли! Вдруг, украл не он? А шанс доказать невиновность малолетнему подонку может и не выпасть. И вообще, все шансы в жизни могут пресечься.