Лже-Абсолют

Потом слово взял Калуцкий, было видно, как ожидавшая разгрома Лена втянула голову в плечи, как напряглась Лариса Петровна. И только Федор оставался абсолютно спокойным, поскольку помнил каждое его слово на том заседании. Старый профессор откашлялся и… изменил сам себе. Он начал защищать Крамскую, говорил, что в ее исследованиях есть рациональное зерно — высшая похвала в его устах. Впоследствии девушка может достигнуть многого, но должна прислушиваться к авторитетам. (Под главным авторитетом Калуцкий, безусловно, имел в виду себя).

Когда закончился совет, Кочеткова спросила у Федора:

— Ты будто бы и не рад?

— Я очень рад.

— Лариса Петровна, — вмешалась Лена, — наш Москвин заранее предупредил меня, что все произойдет именно так.

— Да? — удивленно взметнулись брови Кочетковой. — А откуда же он узнал?

— Для меня это тоже загадка.

— Федя, ты никак по совместительству устроился пророком?

— Точно. За эту работу платят гораздо больше, чем у нас в институте.

Он отправился в лабораторию, включил компьютер и с тоскою принялся просматривать свои записи. Во сколько наколбасил! Будущая докторская! Уничтожить все это к едрене фене! Уничтожить все, что сделано в этом дурацком институте! Теперь-то он знает, что во всех этих «научных изысканиях» нет и доли истины, одно море нелепостей, замаскированных под хитрое словцо «гипотезы».

Забежала Лена, казалось, готовая летать от счастья. Однако удрученный вид Федора несколько охладил ее пыл.

— Признавайся, что у тебя случилось? — спросила она. — Попробую угадать: неразделенная любовь?

— У тебя удивительное чутье.

— Кто счастливица?

— Одна поэтесса.

— Не ошибись, Федя. Творческие люди слишком специфичны, их поведение не поддается анализу. Говорят, вместо логики у них одни эмоции.

— Ты с ними так часто общалась?

— Нет, но… говорят.

— Не верь этим обманщикам.

— Хорошо, убедил. Но как все-таки ты узнал, что Калуцкий изменит свою позицию?

— Очень просто: в последнее время ты была слишком убедительна. А как говорила! Тебе бы в думу! Вот я и предположил: если она подобным образом будет заливаться на ученом совете, не то, что Калуцкий, статуя Минервы благосклонно кивнула бы головой.

— Но ведь ты был против того, чтобы в нашей монографии затрагивались спорные проблемы. Например, что разрушенные пирамиды в районе Кольского полуострова строили представители арктической цивилизации…

— Вот в Арктиде не был. Зато ее главную соперницу Атлантиду посещал. Любопытная была экскурсия.

— Федя!..

— Знаешь, а ведь пирамиды являются своеобразными тоннелями для перехода в иные измерения земли.

— Мой коллега сегодня не в себе.

— Странно слышать такое от Лены Крамской, которая совсем недавно называла Федьку «ретроградом». А как волшебно ты пела о необычайных свойствах пирамид, называла их загадочными, нет, самыми загадочными постройками на земле. И вот когда я «приподнимаю планку», пытаюсь расширить горизонты познания истины, ты глядишь на меня, как на больного. В тебе тут же умирает ученый-романтик, зато просыпается прагматик, боящийся преступить «опасную черту», и, верящий, либо общепринятым постулатам, либо только в то, что можно пощупать, а еще лучше понюхать или съесть. Знаешь, в чем главная проблема современной науки? Реальных людей, обладающих сакральными знаниями, единицы. И, чаще всего, они не пишут диссертаций, не афишируют свои познания, поскольку понимают: достучаться до людских умов невозможно.

Он всего ожидал от Лены, но только не того, что последовало в действительности. Она… расхохоталась:

— Ты точно свихнулся от любви!

Перед ним вновь появился загадочный лик Поэтессы, в глазах которой читалось торжество: «И как вам это нравится?.. Они не понимают вас, и теперь уже никогда не поймут. Завтра будет еще хуже…»

— Ужасно, — вслух согласился Федор.

— Что ужасно? — не поняла Лена.

— Голова ужасно болит.

— Бедненький. Принести тебе таблетку?

— Сама пройдет. Ненавижу лекарства.

По счастью позвонила Кочеткова, вызвала «виновницу торжества» к себе. Федор вновь получил возможность углубиться в свои мысли. До чего же интересно повернулась его жизнь! Остается порадоваться за Ленку, пусть поживет еще с полсотни годков.

Москвин попытался забыть героев своей «второй жизни», однако они оккупировали его сознание и не желали покидать. В сотый раз он задавался вопросом: существовали ли они на самом деле? Взять того же Алексея. Тогда в кафе он явно видел Федора впервые… А как же события у кинотеатра «Нострадамус»? Как же гостиница?.. Предположим, Алексей великолепный актер… Не надо обманывать себя, он не играл!

Желая прояснить ситуацию, Федор решился на один трюк. Дважды ему встречалась следователь Селезнева, даже оставила визитку. Естественно, никакой визитки сейчас нет, она осталась в том времени, но в голове ясно отпечатался номер ее телефона. Он позвонил, раздался знакомый женский голос:

— Я вас слушаю.

— Добрый день, это Москвин.

— Простите, кто?

— Федор Николаевич Москвин. Не помните меня?

— Нет.

— Как же так?!

— Вы куда звоните?

— Кажется, ошибся.

— Бывает.