Лже-Нерон. Иеффай и его дочь [сборник Литрес]

По примеру писцов из Шилома Самегар начал заносить на таблицы деяния Иеффая. Поначалу пытался, как делали те, объяснять события. Но хотя все они были достойны удивления – неминуемое поражение, клятва, победа, злодейское уничтожение ефремлян и жертвенное убийство дочери – и были тесно связаны друг с другом, Самегару никак не удавалось понять, что было причиной, а что следствием. Возмездие за зло началось раньше, чем зло свершилось; а как могло более позднее начаться до того, как свершилось раннее? И Самегар отказался от мысли толковать события и ограничился их описанием; пусть потомки сами объяснят их по-своему.

Сбивчиво и смиренно, но обстоятельно рассказал он Иеффаю о своих трудах, а некоторые тексты даже прочел вслух. Иеффай взял в руки таблицы и ощупал нанесенные на них знаки. Вот, значит, что останется людям от его побед, усилий и смертной муки.

Жил он по-прежнему в своем шатре у стен Массифы.

А Галаад между тем процветал. И народ превозносил Иеффая так, как вряд ли восхваляли кого-либо из выдающихся мужей в прошлые времена. Но какая-то невидимая завеса отделяла его от людей, словно он был среди них и в то же время не с ними. Благоговейный ужас, окружавший его, не исчезал, люди уже не могли общаться с ним по-свойски, как раньше. Даже дети чувствовали это и, завидев его, прекращали свои шумные игры.

А он временами казался сам себе покойником, вышедшим из погребальной пещеры. Словно живая кровь вытекла из его тела и он превратился в сотканный из тумана и облаков призрак.

12

Ополченцы Ефрема собрались в Шиломе, чтобы отомстить убийце своих собратьев. Но когда они прослышали о принесенной Иеффаем жертве, заколебались. Ягве встал между ними и Иеффаем. Бог сам покарал его и отомстил за них; теперь, выступив против Иеффая, они бросят вызов самому Богу.

Новая грозная опасность нависла над Ефремом, заставив умолкнуть призывы к мести.

Колена Израилевы лишь потому так долго держались в ханаанских землях на западном берегу Иордана, что опытные в военном деле цари хананеев, засевшие в древних, хорошо укрепленных городах, враждовали между собой. Но теперь, когда непримиримая распря расколола восточный и западный Израиль, эти цари решили объединиться и общими силами напасть на вторгшихся в их пределы израильтян. Со времен Варака и Деворы над западным Израилем не нависала столь грозная опасность.

Выручить из беды мог только Иеффай – победитель при Нахле-Гаде, благодаря своей чудовищной жертве пользовавшийся особым покровительством Ягве.

Среди колен западного Израиля Ефрем был самым значительным. Судьи других колен явились к Тахану, военачальнику Ефрема, и потребовали призвать на помощь Иеффая. Тахан наотрез отказался. Тогда они обратились к первосвященнику Елеаду.

Елеад внял их просьбе и согласился отправиться в Массифу. Но все в нем восставало против этого шага. По натуре он был склонен размышлять в тиши своей скинии о деяниях Израиля, обсуждать их с учениками, толковать и записывать на таблицах. Ему вовсе не хотелось вмешиваться в управление Израилем, он предпочитал давать осторожные советы и был весьма раздосадован, что на него возложили переговоры с Иеффаем, насаждавшим в стране власть силы. Но пришлось уступить: без помощи Иеффая Израилю грозила гибель.

Елеад тронулся в путь. Лето только начиналось, ехать было легко и приятно, но на душе у него было неспокойно. От убедительности его доводов будет зависеть судьба всей страны; сумеет ли он найти нужные слова?

У Елеада давно вошло в обычай размышлять о людской природе, так что о характере и поступках Иеффая он тоже часто думал. Как ни неприятна предстоящая встреча, все же любопытно будет увидеть этого человека и поговорить с ним.

Он еще не решил, как ему следует держаться. Галаадитяне еще не привыкли к оседлой жизни. Строгие правила обычаев сковывали их, как тесное платье, они все еще были детьми пустынь и степей, а Иеффай, судя по всему, в еще большей степени, чем его соплеменники, был сыном дикой природы. К тому же успех и слава, вероятно, вскружили ему голову, а кровавая жертва и вовсе помутила разум. Если уж с Таханом нелегко говорить, как же трудно, наверное, будет тронуть доводами разума душу такого героя и безумца. Первосвященник Елеад решил в ходе переговоров все время помнить о цели своего приезда, приноравливаться к настроению Иеффая и выжидать удобную минуту.

Когда Иеффаю доложили, что первосвященник Ефрема просит уделить ему время для беседы, былое тщеславие смутно заговорило в нем. Этот священник из Шилома слыл мудрецом; значит, чтобы уговорить Иеффая, ефремляне послали самого умного из своих сынов. Что ж, он готов помериться силами с любым священником: так задубела и покрылась толстой коркой его душа.

Очень заманчиво было бы спокойно наблюдать со своего берега Иордана, как ефремляне справляются со своей бедой. Но он не хотел ничего предрешать. Может, он и снизойдет к их просьбе, проявит великодушие и спасет их. В общем, будет действовать по наитию, смотря по тому, как пойдет разговор. Захочется, поможет ефремлянам, а нет так нет.