Лжедмитрий Второй, настоящий

Ни у кого в эти торжественные дни даже не возникало мысли о том, что государь на Русии может быть ненастоящим.

Огорчало только, что государство это азиатское, что со всей силой демонстрировал посол Афанасий Власьев, не самый глупый посланник из тех, кого видела Литва из русских.

Когда во время венчания в церкви в окружении утонченных и мужественных лиц, драгоценностей, шелка, парчи, дорогого оружия, лат и золоченых доспехов кардинал Бернард Майцеховский задал традиционный вопрос:

– Не давал ли царь обещания другой женщине?

Власьев ответил:

– Разве я знаю.

Слава Богу, толмач из бывших литовцев надоумил его, и посол перепроизнес:

– Если б он дал обещание другой девице, разве бы он посылал меня сюда.

Власьев отказался надевать на палец обручальное кольцо жениха, а подставил для него специальную резную шкатулку. Также он не рискнул взять царственную невесту за руку, а обмотал кисть своей руки платком.

Когда свадебная церемония была закончена и все сказали невесте поздравительные слова (даже бывший враг Дмитрия, великий канцлер литовский Лев Сапега), гости перешли в большой зал Фирлеев с огромными окнами и высокими сводами на торжественный обед.

Обед давался не только в этом зале. Во многих других дворцах и даже в переходах были установлены столы и сидели гости. Чем ниже был ранг сидящих, тем дальше от дворца Фирлеев они располагались.

Московские бояре сидели отдельным столом. Им прислуживали литовцы, хорошо владеющие русским языком. Ели русские в основном руками.

На торжественном обеде посол Власьев отказался есть по той причине, что король польский ел на золотой посуде, а государыне московской и послу московскому подавали еду на серебряной.

– Да что он дурака валяет! – рассердился Сигизмунд. – В свое время царевич Дмитрий сам у меня на простой посуде обедал.

Власьеву передали слова короля, он смирился и начал угощаться.

Дворец Фирлеев, буквально залитый светом огромного количества дорогих свечей, никогда, наверное, не видел такого количества властных и нарядных людей за длинными столами, как в этот раз, и такого количества невиданных кушаний и напитков из московских и литовских запасов на столах, как в этот день венчания.

Все ждали слова короля. Наконец Сигизмунд поднялся с драгоценным бокалом красного вина в руке (снял свою практически никогда неснимаемую шляпу) и стал говорить здравицу в честь невесты:

– Милая Марина, ясновельможная государыня московская, я верю, что вы никогда не забудете, что вы дочь польского народа. Что вы никогда не перестанете любить свою Родину, где остаются ваши родители, близкие и дальние родственники, что вы будете везде распространять славу Божию. Вы будете поддерживать дружбу между двумя народами, между которыми и прежде было доброе согласие, а теперь еще большему сближению этих народов послужит ваш брак. Вы, как новая царица, обязательно должны заботиться, чтобы ваш супруг – государь московский Дмитрий…

Тут раздался всех удививший грохот. Это посол Афанасий Власьев во всей золотой парче и при оружии бросился ниц на пол от произнесения имени его государя.

Обычно мрачный Сигизмунд улыбнулся уголком губ и без всякой заминки продолжил:

– … исполнил обещания, данные Польше. И вы должны напоминать ему, чем обязан короне польской этот замечательный молодой человек – всей Московии князь и многих других княжеств и царств государь.

Кажется, он нарочно еще раз упомянул титул царя, чтобы Афанасий Власьев еще раз грохнулся на пол. Это и произошло.

В дальнейшем король не упоминал имени Дмитрия, чтобы не устраивать цирк.

Он просил, чтобы Марина и ее царственный муж не забывали, что лучшую часть Дмитриева войска составляли польские дворяне. Что в походе на Москву погибло много литовского рыцарства и что многие сражения были выиграны только благодаря умению и воле поляков.

Когда он окончил речь, Марина Мнишек подошла к королю, встала перед ним на колени и поцеловала ему руку.

За столом Власьева прокатился гул недовольства.

Сигизмунд, умевший видеть все вокруг себя, послал к ним человека объяснить, что Марина еще в пределах Польши, и поэтому является дочерью польского короля.

Гулянье и танцы продолжались до часа ночи. Домой, во дворец Мнишеков, посла Власьева везли в королевской карете в сопровождении вооруженной охраны. Посол был доволен.

Недовольны были многие бояре и княжеские дети. Ловкие литовцы в городе или в праздничной суете посрезали у них длинные острые кинжалы и покрали лисьи шапки. Но Власьев запретил поднимать скандал.

С этого дня счастливый Юрий Мнишек и гордая венценосная Марина стали готовиться к поездке в эту странную, богатую и восточную Русию.

* * *

За кулисами торжества две разные группы польских и русских бояр вели тайную разведку и переговоры.

Краковский воевода железный Николай Зебржидовский и всеми прозываемый «дьяволом» за распутство и набеги на соседей магнат Станислав Стадницкий вели с московскими боярами подготовительную кампанию о передаче польской короны Дмитрию.