Лжепророк

Толпа вокруг замедлила шаг. Шум схватки почти утих. Спасать солдат было поздно, и Мендельн всем сердцем скорбел об этом ужасном недоразумении. Как же теперь явиться к правителям Кеджана с миром?

Однако сей камень преткновения вполне мог подождать. Не в силах поверить в такую подлость со стороны возлюбленного, Серентия опустилась рядом с Мендельном на колени.

– На Ульдиссиана?! Нет, нет, он ни за что бы не…

– И все-таки это правда. В ту самую ночь, когда мы с братом унесли два мертвых тела за пределы лагеря…

Вспомнив едва не случившееся, Мендельн поморщился.

– Одним словом, Ульдиссиан только чудом остался в живых, – закончил он.

– Что это значит?

– Меткость Ахилия тебе известна. Попасть прямо в сердце ему не составило бы труда. По счастью, целил он не в меня, и потому я отделался… вот, простой раной.

– А Ульдиссиан что же?

– Чуть ближе к сердцу, и умер бы вмиг. Однако Ахилий отчего-то дал промах. А промаха он не дает никогда… если сам того не пожелает.

Серентия заметно воспрянула духом.

– Вот видишь? И ради меня он наверняка поступил точно так же!

– Скажем спасибо, что нам не довелось на деле проверить, так оно, или нет. Вдобавок, самого выстрела это, по-моему, ничуть не оправдывает.

– Но он же спас наши жизни в бою с тем огромным демоном! Зачем ему после этого нас убивать?

– Не ему… кое-кому другому. Ангелу… и я считаю, ангел тот – не Инарий.

Серентия, не веря ушам своим, покачала головой.

– Не может быть! Откуда ему здесь взяться?

– Боюсь, это вполне возможно, особенно на взгляд Ратмы с Траг’Улом, от которых, кстати, подозрительно долго нет никаких вестей… а мне очень хотелось бы знать, что нового им известно.

– И этот… этот еще один ангел – с Инарием заодно?

Наконец-то оправившийся настолько, чтобы подняться, Мендельн не без ее помощи встал, выпрямился и вновь пригляделся к стреле.

– По-моему, вряд ли, разве что косвенно. Этот ангел – сплошная загадка, а разгадывать ее времени нет, особенно теперь, когда у нас с Кеджаном война.

Оглядевшись вокруг, Серентия тоже заметила наступившее затишье и не хуже него поняла, что это значит в смысле жизней ста человек.

– Мендельн, тут ничего нельзя было сделать! Ничего!

– В который уж раз нам «ничего нельзя было сделать»! – едва ли не с горечью парировал младший из Диомедовых сыновей. – В который уж раз! Во что превращаются эдиремы, Серентия, во что превращаетесь вы с Ульдиссианом? Эти силы пожирают его разум – и твой, и разум всех прочих – просто-таки на глазах. Чем лучше вы с ними осваиваетесь, тем больше они забирают над вами власть.

– Вздор! – Теперь тон Серентии граничил со злостью, и не на кого иного, как на него. – А может ты, Мендельн, нам просто малость завидуешь?

То же самое выражение Мендельн видел на ее лице за миг до того, как эдиремы набросились на солдат, и поспешил отвлечь Серентию, сменив предмет разговора:

– Сама понимаешь, Ахилий не пожелал бы тебя убивать. Значит, эта стрела…

Тут он поднес оперенное древко к самым ее глазам. Злость на него бесследно исчезла, уступив место скорби о лучнике, так давно не дававшем о себе знать.

– Стрела, – продолжал Мендельн, – была приготовлена для тебя не им. Не им, а еще одним ангелом, в этом я уверен твердо.

– Однако Ахилий в цель не попал! – гордо воскликнула темноволосая девушка. – Вопреки воле ангела, не попал ни в меня, ни в тебя!

– Вот именно, Серентия, вот именно… и что об этом, по-твоему, подумает ангел? – спросил Мендельн, стараясь не думать, каково-то сейчас охотнику. – Чего он, по-твоему, потребует от Ахилия за этот промах?

Серентия побледнела, как полотно.

* * *

С одной стороны, после выстрела Ахилий испытал немалое облегчение, с другой же был не на шутку встревожен. Вполне возможно, только нежданный поступок Мендельна и спас его от попадания, хотя лучник вложил в стремление к промаху всю силу воли до последней крупицы. Узнав о том, что Ульдиссиан остался жив, Ахилий рассудил, что иной причины, кроме его непреклонности, тому быть не могло. На собственную твердость воли он и надеялся, получив приказание стрелять в Серентию.

По счастью, Мендельн избавил его от необходимости проверять, прав он, или же ошибается.

Спустив тетиву, Ахилий снова бросился бежать еще до того, как стрела приблизилась к цели. Умчался он далеко, в самую чащу джунглей, хотя на сей раз ему пришлось изрядно попетлять. Приближаясь к столице, эдиремы шли по все более густонаселенным землям, что означало множество городков да деревушек в самых неожиданных местах, а между тем ни ему самому, ни его мучителю не хотелось, чтобы его заметили.

Стоило вспомнить об ангеле, Ахилий почувствовал, как ноги сами собой замедляют шаг. Едва не споткнувшись, он замер на месте среди густых зарослей. Света сюда проникало так мало, будто день давным-давно перешел в ночь.

Тело ему больше не повиновалось. Что, если он снова, как в прошлом уже случалось, лишится чувств? Для мертвого бесчувствие – штука довольно страшная: как бы, очнувшись, не обнаружить себя в могиле или на погребальном костре…