— Знаете, ребята, чудная штука! Старина Биф-фо выкинул нынче утром номер. Сначала устроил мне таску за нерадивость, а после пригласил к чаю. Без булды! Взял да и пригласил.
— Наверное, он в тебя влюбился.
— Поганые твои слова, Томпсон. Лучше возьми их назад, не то по ушам получишь.
Они прошлись еще немного — Адриан практиковался в новых оборотах, а Свинка Троттер плелся сзади, встречая каждое слово раскатами такого хохота, что Адриану эта игра скоро прискучила.
— Кстати, — сказал он. — Расскажи мне о своих родителях, Том.
— А что ты хочешь знать?
— Ну, ты вообще ничего о них не говоришь.
— Да о них и говорить особенно нечего. Папаша работает в "Бритиш Стил", мама того и гляди пролезет в мэры. Две сестры, обе с приветом, и брат, который появится здесь в следующем триместре.
— А у тебя, Хили? — поинтересовался Свинка Троттер. — Чем занимаются твои родители?
— Родитель, — ответил Адриан. — Мамы больше нет.
Троттера это потрясло.
— О господи, — сказал он. — Извини. Я не знал…
— Да нет, ничего. Автомобильная катастрофа. Когда мне было двенадцать.
— Как… как ужасно.
— Давайте пройдемся до Глэдис Уинкворт, там я вам все и расскажу.
Церковь городка стояла на холме, а на кладбище при ней — которое люди вроде Сэмпсона, обладатели сокрушительного остроумия, неизменно именовали "мертвой точкой города" — имелась деревянная скамья с вделанной в нее табличкой, на которой было написано: "Глэдис Уинкворт". И все. Предполагалось, что скамью воздвигнул спятивший вдовец, вознамерившийся увековечить подобным образом память покойной жены. Том считал, что жена эта прямо под скамьей и зарыта. Адриан же был уверен, что это просто-напросто собственное имя скамьи, и от веры своей не отступался.
С Глэдис было видно все: Верхние, Средние и Нижние спортивные площадки, театр, Старую классную, библиотеки, Капеллу, столовую и Школу искусств. Сидевший на ней человек ощущал себя генералом, озирающим поле битвы.
День стоял холодный, и, пока все трое поднимались к кладбищу, изо ртов и ноздрей их вырывался парок.
— Увы, забыв про грозный рок, резвятся шалуны[23]
, — произнес Адриан. — Живые и юные играют в прятки среди могильных камней хладных и мертвых.Том с Адрианом присели, ожидая отставшего Свинку Троттера.
— История моей матери не очень приятна, — начал Адриан, когда Троттер плюхнулся рядом с ними, — но я расскажу ее вам, если вы пообещаете сохранить все в тайне. Она известна одному лишь Папаше Тикфорду. Отец рассказал ему все, когда я приехал сюда.
Затаивший дыхание Троттер кивнул.
— Я ни единой душе не скажу, Хили. Честно. Адриан взглянул на Тома, тот тоже серьезно кивнул.
— Ну что же, хорошо, — сказал Адриан. — Однажды вечером, лет около трех назад… на самом деле почти ровно три года назад… я сидел дома и смотрел телевизор. Помнится, показывали "Человека по имени Железный Бок". Отец у меня профессор биохимии, работает в Бристольском университете и часто задерживается допоздна. В тот вечер мама была на кухне, глушила водку прямо из чайной чашки. В десять она грохнула чашкой об пол и завопила так, что я услышал ее в гостиной.
Троттер смущенно заерзал.
— Послушай, — сказал он. — Ты вовсе не обязан рассказывать нам об этом.
— Нет-нет, мне самому хочется. Она, как я уже сказал, пила с самого полудня и тут вдруг взвыла: "Десять часов! Десять долбаных часов! Почему его нет дома? Почему, во имя Господне, его нет дома?" Что-то в этом роде. Я заглянул на кухню, увидел ее опухшее лицо, залитые слезами и испятнанные тушью для ресниц щеки, дрожащие губы и, помню, подумал: "Она похожа на Шилли Уинтерс, но только бесталанную". Не знаю, почему мне пришла в голову именно эта мысль, но вот пришла. Я отвернулся к телику — не мог видеть ее такой — и сказал: "Он работает, мама. Ты же знаешь, он работает".
"Работает? — взвизгнула она, обдав мне лицо зловонным дыханием. — Работает! Вот это отлично! Вставляет этой
И Том, и Троттер, не веря ушам, таращились на выкрикивавшего эти слова Адриана, однако глаза его были закрыты, казалось, он и забыл о присутствии друзей.
— Визжать она умела, моя мама. Я подумал, что вопль такой силы сорвет ей голос, на деле же надтреснуто прозвучал мой собственный. "Ты бы лучше легла в постель, мама", — сказал я.
"В постель! Это он сейчас валяется в сучьей постели". Мама захихикала, потянулась к бутылке и выхлебала остатки водки, так что жгучая струйка потекла, смешиваясь со слезами, по складкам ее мясистого лица. Мама икнула и попыталась втиснуть бутылку в измельчитель отходов, было у нас такое устройство.
— "Гарбюратор", — сказал Свинка Троттер. — По-моему, они называются "Гарбюраторами".