Лжец

— Секс не имеет смысла, — говорила она, — если заниматься им молча и механически. Его нужно обдумывать, планировать, как званый обед или крикетный матч. Я говорю тебе, когда пора вставить, как я тебя ощущаю; ты говоришь, что тебе нравится, говоришь, что кончаешь и как ты хочешь, чтобы я двигалась. Просто запомни: тебе ни за что не удастся набрести на мысль или вообразить себе акт, которые настолько грязны и порочны, что я о них никогда и не думала: думала, — да еще и тысячи раз. И это верно для всех и каждого. Когда мы перестаем разговаривать и смеяться, то понимаем, что все закончилось.

Через два дня после окончания триместра директор школы с супругой отправились на званый обед, и вся школа осталась в распоряжении Клэр и Адриана. Было холодно, однако они носились голыми по классам, и Клэр валилась на парту, чтобы Адриан отшлепал ее по заду; в кухне они кидались друг в друга джемом и жиром, в преподавательской он накачал ее футбольным насосом, в ученической душевой она помочилась ему на лицо, и, наконец, в спортивном зале оба катались и перекатывались по матам, соскальзывая с них, визжа и лихорадочно сотрясаясь.

Потом Адриан лежал, глядя на свисающие с потолка канаты. Во время любви чувства его были отключены, теперь, когда все завершилось, он чувствовал ссадину на плече, которым впоролся в дверной косяк, кисловатый запах сала, мочи и джема, покрывавших его с головы до ног, слушал, как под полом шумит в трубах горячая вода, как в кишечнике Клэр накапливаются пузырьки газов.

— Ванна, — сказал он. — Ванна, а после постель. Господи, как я ждал этих каникул.

— Полежи здесь со мной немного.

Тут они неизменно расходились. Адриан был лишен способности наслаждаться послесвечением любви.

— Пора помыться.

— Почему, едва закончив любить меня, ты сразу норовишь помыться? Почему не можешь поваляться немного в грязи? — спросила она.

Он подавил привычное посткоитальное раздражение и презрение.

— Не ищи в этом психологических причин, их нет. Я принимаю ванну после любых изнуряющих упражнений. Это не значит, что я кажусь себе грязным (на самом-то деле казался), не значит, что я пытаюсь смыть тебя с моей жизни (на самом-то деле пытался), не значит, что я ощущаю вину, стыд, сожаления или что-то подобное (на самом-то деле ощущал). Это значит всего лишь, что мне хочется в ванну.

— Пидор! — крикнула она ему вслед.

— Лесбиянка! — грянул в ответ он.

Когда он в следующем триместре вернулся в школу, Клэр там уже не было. Ее заменила сорокалетняя баба с одной грудью, которая уж точнобылалесбиянкой, что и предоставляло всему прочему персоналу ничем не омраченную роскошь находить ее неотразимо желанной. Они проводили дни в разговорах о том, какая это шикарная женщина, а вечера — в попытках заманить ее в пивную.

— Ваша подружка уволилась, сэр, — сказал Ньютон. — Что вы теперь будете делать?

— Я посвящу остаток жизни тому, чтобы побоями обратить тебя в желе, — ответил Адриан. — Это позволит мне забыться.

III

В утро перед матчем Хант, по присущему ему обыкновению, подсунул под гренок Адриана записку. На сей раз то был большой, вырезанный в форме сердца кусок бумаги, покрытый изображениями целующих губ. Все это заходило слишком далеко.

Теоретически гренки для учителей надлежало готовить дежурному по столовой ученику, однако Наперсток давно уже постановил, что никто, кроме него, Адриановых гренок жарить не будет. И дрался за это право со всеми. Каждый раз, как Адриан спускался в столовую, на его тарелке лежали два гренка с посланием под ними, обычно не более безобидным, чем "Ваш гренок, сэр…" или "Каждый ломтик обжарен вручную по традиционной методе наследственным мастером". Однако любовные письма — это было уже чересчур.

Адриан глянул через столовую туда, где сидел Хант. Мальчик порозовел и слегка помахал ладонью.

— Что вам подсунул нынче Хант-Наперсток, сэр? — спросил Раддер, староста, сидевший рядом с Адрианом. Ханта прозвали "Наперстком" по причинам вполне очевидным, а также потому, что считали его туповатым.

— О, ничего, ничего… обычную околесицу.

— Готов поспорить, что это не так, сэр. Мы сказали ему, что нынче День святого Валентина.

— Но День святого Валентина, дражайший мой Раддер, выпадает на четырнадцатое февраля да так на нем до пятнадцатого того же месяца и лежит. И если даже ваши глупейшие речи утомили меня настолько, что я заснул на четыре месяца, нынче у нас все равно июнь. Что иное, в конце-то концов, способно объяснить вашу крикетную белизну?

— Я знаю, сэр. Однако мы сказали ему, что День святого Валентинасегодня. Подшутили над ним.

— Ну что же, если королеве дозволено иметь два дня рождения, почему не предоставить Ханту-Наперстку право праздновать два Дня святого Валентина?

— Он сказал мне, — сообщил Раддер, — что если не получит от вас валентинку, то удавится.

— Сказал — что? — белея, спросил Адриан.

— Сэр?

Адриан сцапал Раддера за руку:

— Чтоон сказал?

— Мне больно, сэр! Это было всего лишь шуткой.

— Вы считаете самоубийство поводом для шуток?

— Нет, сэр, мы просто…