Лжец

Конверт с ответом был запечатан, и Эйдриан, шагая назад по мосту Челси, размышлял, не стоит ли, вернувшись домой, вскрыть его под струей пара и прочитать то, что кроется внутри. В конце концов он решил этого не делать. Гай ему доверял, а побыть для разнообразия честным человеком даже забавно. Он вытащил свою «Антигону» и принялся читать на ходу. Тут присутствовало своего рода притворство — Эйдриану нравилась мысль, что все видят, как он читает по-французски, однако помимо этого ему хотелось сохранить беглость своего французского. Способность объяснять французским туристам дорогу, а то и вступать с ними в переговоры неизменно производила на Дилли сенсацию.

Он дошел до Кингз-роуд, повернул налево. Около «Таверны Короля» происходила какая-то стычка. Компания ацетонщиков сражалась, используя в качестве оружия баллончики с краской. Один из них окатил красной струей Эйдриана, спешившего проскользнуть мимо.

— Ой! — воскликнул тот. — Посмотри, что ты наделал.

— Ой, посмотри, что ты наделал! — заорали они в ответ, подделываясь под выговор Эйдриана. — А ну, ускребывай, жопа!

К мирным переговорам ацетонщики явно расположены не были, и Эйдриан счел за лучшее убраться. Однако те решили бросить свою игру и помчались за ним.

«Вот черт, — думал Эйдриан, выскакивая на Байуотер-стрит. — Зачем я вообще с ними связался? Ты идиот, Эйдриан! Теперь из тебя выбьют двадцать сортов дерьма». Он слышал топот догоняющих его ацетонщиков. И тут… о радость из радостей! Внезапно взвыла сирена приближающейся полицейской машины.

Двое хулиганов ударились в бегство, и один из полицейских помчался за ними. Трех других прижали к стене и обыскали.

— Слава богу! — пыхтя, вымолвил Эйдриан.

— К стене, — сказал ему сержант.

— Простите?

— К стене.

— Но это за мной они гнались.

— Ты что, плохо слышишь?

Эйдриан, принимая требуемую позу, уперся руками в стену и расставил пошире ноги.

— А это что?

— Что именно? — спросил Эйдриан. Он видел только кирпичную стену.

— Вот это, — ответил полицейский, разворачивая Эйдриана к себе и показывая ему конверт.

— А, это письмо. К моему другу. Частное.

— Письмо?

— Ну да, письмо.

Полицейский надорвал конверт и вытащил из него полиэтиленовый пакетик с белым порошком.

— Занятное письмецо.

— Что это? — спросил Эйдриан. Полицейский открыл пакетик, окунул в порошок палец.

— А это, цветочек ты мой, — облизывая палец, ответил он, — по меньшей мере два года. Два года, без проблем.

Стол, два стула, скрипучая дверь, сигаретный дым, окно отсутствует, поблескивающая желтая краска, далекий рокот Кингз-роуд, немигающие карие глаза сержанта-детектива Кантера из группы по борьбе с распространением наркотиков.

— Послушай, ты говоришь, что он не твой. Ты нес его другу. Сам никогда ничем таким не пользовался. Ты даже не знал, что в конверте. И честно, Хьюго, я тебе верю. Однако если ты не назовешь нам имя своего друга, то, с сожалением должен тебе сообщить, окажешься в бадье с горячим дерьмом — и без какого ни на есть спасательного пояса.

— Но я не могу, правда не могу. Это его погубит.

— А в противном случае тебе самому ничего хорошего не светит, так?

Эйдриан сжал руками голову. Кантер был дружелюбен, улыбчив, равнодушен и цепок.

— Понимаешь, я должен подумать о том, какое тебе предъявить обвинение. Из чего я могу выбирать? У нас имеется хранение. Постой-ка… сколько его там? Семь граммов Чарли… ситуация, пожалуй что, щекотливая. Для единоличного использования многовато. Впрочем, это первое твое нарушение, ты еще молод. Думаю, можно рассчитывать на шесть месяцев в ИУ.

— ИУ?

— Исправительное учреждение, Хьюго. Хорошего мало, зато кончится все быстро. Короткая крутая встряска. Имеется также хранение с целью передачи. Тут тебя ждут два года, не сходя с места. Ну и наконец, нам следует подумать о торговле. В этом случае они просто выбросят ключ от твоей камеры.

— Но…

— Вся штука в том, Хьюго, что передо мной проблема, а ты можешь помочь мне справиться с ней. Ты уже сказал, что сам его не принимаешь, стало быть, обвинить тебя в хранении я, собственно говоря, не могу, так? Если сам ты им нос не пудришь, значит, собирался толкнуть его кому-то другому. Так говорит нам здравый смысл.

— Но он же мне не заплатил! Я просто посыльный, я даже не знал, что там.

— М-м, — сержант Кантер заглянул в свои заметки, — у тебя приличная сумма на счету в почтовой конторе, верно? Откуда взялись эти деньги?

— Они мои! Я… я экономил. А с наркотиками я никогда никаких дел не имел, честное слово!

— Да, но я просматриваю мои заметки и вижу в них только одно имя: «Хьюго Хэрни, задержанный за хранение четверти унции боливийской пыли наилучшего качества». Больше у меня никого в списке обвиняемых нет. Один Хьюго Хэрни. А мне совсем не помешало бы имя человека, у которого ты это забрал, и имя твоего друга, не так ли?

Эйдриан покачал головой. Сержант-детектив похлопал его по плечу.

— Он твой любовник?

Эйдриан покраснел.

— Просто… друг.

— Ага. Понятно. Ну да. Сколько тебе лет, Хьюго?

— На той неделе исполнится восемнадцать.