— Думаю, это код или, скорее, шифр. Что-то из них. В любом случае, для меня это чистая тарабарщина. Взгляни.
Эйдриан перевернул листок и показал его Трефузису.
— Юная Нэнси удалась в свою маму, — сказал тот. — Это написано на волапюке.
— На чем?
— На волапюке. Весьма глупый международный язык, выдуманный лет по меньшей мере сто назад очаровательным господином по имени Иоганн Шлейер. «Vol» на его языке означает «мир», а «puk» — «говорить». Знай он, что по-английски это «рвота», был бы поосмотрительнее в выборе слов.
— И что там сказано?
— Похоже, за нами следуют две машины, одна — зарегистрированный во Франции синий «Лимон Би-Икс», что бы сие ни значило, другая — белая швейцарская «Ауди-четверка».
— Я думаю, имелись в виду «ситроен би-икс» и «ауди кватро».
— Да, пожалуй, смысл написанного именно таков. Ну что же, известие бодрящее, ты не находишь?
— Какое? То, что за нами следят?
— Именно.
— Да мы же в этом чертовом драндулете и без того бросаемся всем в глаза.
— Надеюсь, что так. Элемент неожиданности имеет первостепенное значение.
— Элемент неожиданности?
— Точно! — просиял Трефузис, уже выезжавший на автостраду и разворачивавший машину в сторону Германии. — Он-то самое неожиданное и есть.
Стаккатовый наплыв летящих навстречу автомобилей напомнил Эйдриану бесконечные детские поездки на побережье. Он не отрывал тогда взгляда от запястий держащего руль отца или подсчитывал четвероногих в полях, мимо которых проезжала машина, — овца либо корова давали единицу, лошадь — двойку, — то и дело позевывая в кружащем голову облаке тошноты. Был и такой прием: он ритмично закрывал уши руками и открывал их, чтобы услышать посвист каждой пролетавшей мимо машины.
Теперь Эйдриан снова проделал это.
— Далеко еще, пап?
— Почему люди, едущие в автомобиле, обязательно задают этот вопрос? — поинтересовался Трефузис.
— Он напоминает им времена их юности.
— Хм!
— Как бы там ни было, — сказал Эйдриан, — мы говорили о лжи.
— Говорили. Будь умницей, раскури мне сигарету.
Эйдриан извлек из портсигара Трефузиса сразу две, раскурил обе и протянул одну водителю.
Трефузис наполнил легкие дымом «Золотого листа».
— Мы можем с достаточной уверенностью утверждать, — сказал он, — что животные не врут. В этом и спасение их, и погибель. Вранье, вымыслы и лживые предположения способны создавать новые человеческие истины, из которых затем вырастают технология, искусство, язык — все, что является отличительными признаками Человека. Слово «камень», к примеру, это не камень, но оральная совокупность горловых, зубных и губных звуков или описательное расположение чернильных пятен на белой поверхности, однако человек делает вид, будто это и вправду тот предмет, на который оно указывает. Каждый раз, когда человеку хочется сообщить другому человеку нечто о камне, он может воспользоваться словом вместо самого предмета. Слово воплощает предмет в сознании того, кто это слово слышит, и оба они, говорящий и слушающий, оказываются способными представить себе камень, не видя такового. Они могут метафорически или метонимически выразить все качества камня. «Я окаменел, у него камень за пазухой, камень с души свалился, за ним как за каменной стеной, пробный камень» — все что угодно. Более того, человек может взять камень и назвать его оружием, пресс-папье, ступенькой крыльца, драгоценностью, идолом. Он может наделить камень функцией, может обладать им.
— Но ведь когда птица использует пруток, чтобы свить гнездо, разве она не делает то же самое?
— Птицы собирают ветки для гнезд примерно так же, как мы расширяем легкие десять с чем-то раз в минуту, чтобы втянуть воздух или, в нашем случае, табачный дым. Это механизм целиком и полностью инстинктивный, — во всяком случае, такова надежная информация, полученная мной от знающих людей. Животные не обладают присущей человеку способностью лгать.
— Отрицательной способностью Китса?
— До определенной степени, да. В наших мозгах то и дело образуются и затем отправляются на хранение связи. Это слово обозначает вот эту вещь, этот факт действительно имел место, этот опыт пережит на самом деле — устанавливаются «что» и «которые» относительно всего на свете. Таким образом, я спрашиваю тебя: «Что ты сейчас пил?» — а ты отвечаешь: «Лимонный чай», поскольку между лимонным чаем и недавним актом питья, совершенным тобой, существует связь. А если ты намереваешься мне соврать, ты
— Как пантера.