Лжец, лжец

Несмотря на то, что я знала маршрут наизусть, или, может быть, из-за этого, мое дыхание учащалось с каждым шагом, приближающим меня к автобусу. Даже несмотря на то, что этот визит был бы совсем не похож на прошлый, я не могла унять неприятную дрожь внутри себя.

Я добралась до станции, не теряя ни минуты, села в автобус и считала остановки, пока не прошло двенадцать. Считать — это первый способ, которым я научилась этому маршруту, когда мне было тринадцать и я путешествовала, не отрывая глаз от своих ног. Теперь я знала названия остановок, но, от старых привычек трудно избавиться. Выйдя, я села на другой автобус, направляющийся в Питтс — неофициальное название группы трущобных кварталов в центре города. Чуть больше часа спустя я ступила на тротуар со скрученным желудком.

Я натянула капюшон как можно глубже на лицо, беззвучно повторяя инструкции, которые мне дали на прошлой неделе, и следуя им слово в слово. Питтс слишком велик сам по себе. Я давным-давно усвоила, каких улиц и переулков следовало избегать, но эти инструкции почти всегда заводили меня на неизведанную территорию. По пути я обошла лужу блевотины. Я не скучала по прогорклой вони этого места. Это тот вид вони, который притуплял, но прилипал к коже. Неподвластный времени и классический.

Через два квартала, три переулка и два разрисованных граффити скелета я оказалась у дыры в стене, которая, как я предполагала, являлась клубом. Здесь нет ни окон, ни вывесок, но стальная дверь за спиной вышибалы лишь частично заглушала музыку, заставляя ее звучать под водой. Несколько мужчин прислонились к стене, курили и разговаривали, но в остальном на улице тихо.

— Удостоверение личности, — проворчал вышибала, когда я подошла, ловя мой пристальный взгляд, который быд на полфута выше моего роста 5 футов 5 дюймов.

Я прочистила горло, набираясь уверенности, которую оставила где-то в автобусе.

— Я здесь из-за Одетт.

Он смотрел на меня с подозрением, мерцающим в черных глазах, и я молила Бога, чтобы я только что не облажалась.

Кодовое название всегда одно и то же. Единственное, что менялось, — это местоположение и люди; люди из его небольшого, доверенного круга. Все, что выходило за рамки этого, было бы слишком рискованно для Алехандро, и я не хотела подвергать опасности ту малую свободу, которая была у моего кузена.

Если не считать моего никчемного отца, Алехандро — единственная настоящая семья, которая у меня была. Он также единственный человек, который заботился обо мне, настаивал, чтобы я время от времени писала ему о том, как у меня дела. Хранить секреты от него бесполезно. Я пыталась утаить от него свой последний табель успеваемости, когда мои оценки упали — он проник в мою комнату через окно и украл его из ящика моего стола. Ему нелегко прийти ко мне, так что мое последующее чувство вины было забавным. Я не знала, почему он так настаивал на том, чтобы я поступила в колледж, когда я понятия не имела, на чем могла бы специализироваться такая девушка, как я, но я также не могла притворяться, что ненавидела это. У него нет постоянного адреса, а даже если бы и был, он все равно не раскрыл бы его, так что, если мне пришлось бы снова навестить Питтов, чтобы передать ему свои письма, я так и сделала бы.

Спустя вечность вышибала сказал:

— Ты не такая, как я ожидал, — и я почти вздохнула с облегчением. Он протянул руку. — Я передам ему это к утру.

Вынимая конверт из кармана куртки, мои пальцы дрожали, но это не от страха. Это от благодарности.

— Спасибо тебе, — прошептала я.

Он кивнул, в его глазах мелькнула искорка тепла, и взял письмо.

— А теперь убирайся из этого места. Тебе здесь не место.

Я сухо рассмеялась. Когда-то здесь было мое место. Но я повторила его кивок, прежде чем развернулась и направилась обратно к автобусной остановке. Я опустила голову, не желая привлекать нежелательное внимание — или воспоминания.

Я прошла два переулка, когда большая рука схватила меня за руку, прижимая спиной к твердой груди. Я задохнулась, тяжело дыша через приоткрытые губы. В поле моего зрения нет ничего, кроме потемневшей стены с трещинами.

Другая рука обвилась вокруг горла, удерживая меня на месте.

— Я так и думал, что это ты, принцесса.

Я не узнала этот хриплый голос, но при упоминании имени у меня по спине пробежала холодная дрожь.

Принцесса.

Так меня назвали на моей первой оплачиваемой работе, и это имя закрепилось за мной до конца моего года на улицах. В то время он сказал, что я была милой и застенчивой, как маленькая принцесса. Это напомнило мне слова, которыми другой мужчина — того, чья кровь испачкала оружие у меня на поясе, — описывал меня некоторое время назад: милая, изящная, послушная.

Закрывая глаза, я пыталась унять огонь, бушующий под моей кожей, прежде чем снова открыла их.

— Я больше так не работаю.

— Ты поработаешь, если я, блядь, тебе прикажу. Принцесса.

Я дернулась на него, пытаясь вырваться из его хватки.

— Я никакая не принцесса, придурок.