Лжец, лжец

Глаза прикованы ко мне. Взгляды покалывали мою кожу, как огненные муравьи. Но все, что я видела, — это стихотворение на доске.

Медленно и уверенно я отодвинула стул и встала.

— Пожалуйста, займите свое место.

Игнорируя мистера Маккенну, я наклонила голову и молча перечитала стихотворение.

— Мисс Резерфорд, пожалуйста.

В голосе мистера Маккенна слышалась тревога.

— Если ты просто займешь свое место, я уверен, мы разберемся с этим к концу…

Я подошла к доске. На меня смотрели красные буквы, аккуратные и насмешливые, прямо посреди девяти других анонимных стихотворений, написанных студентами.

Розы красные,

Фиалки синие.

Ева — шлюха с

проблемным папочкой.

Спрячь своего поскорее

Или она трахнет и его тоже.

Ведя указательным пальцем по выступу лотка для маркеров, я не остановилась, пока не коснулась ластика.

Раздался шепот, но я сосредоточилась на одной крошечной вещи, которая вывела меня из себя. Обнаружив апостроф в этом письме, я не торопясь убрала его, стараясь при этом не повредить другие буквы. Можно подумать, что студенты AP English не совершали таких глупых ошибок, но, видимо, мои ожидания слишком высоки.

Отложив ластик, я лениво вернулась на свое место, останавливаясь, чтобы поправить покосившуюся стопку книг, балансирующую на краю стола Уитни.

— А, ладно, — Мистер Маккенна прочистил горло. — Позволь мне позаботиться об остальном за тебя.

Пока я занимала свое место, а он стирал стихотворение, я чувствовала взгляд Уитни на левой половине моего лица. Мне бы хотелось представить, что она чувствовала вину за дело своих рук, но, к сожалению, я не думала, что такое искреннее чувство, как вина, сохранилось бы в ее простом, поверхностном сердце.

Картер Уотсон, придурок, наблюдающий за мной с соседнего сиденья, хихикнул, и я медленно моргнула, когда наши взгляды встретились. Картеру нравилось смотреть на меня так, как будто у нас был общий секрет, но суть секретов в том, что они должны состоять из чего-то, что стоило запомнить; ночь, которую мы провели вместе, была совсем не такой. Кроме того, я почти уверена, что ему пришлось бы прекратить устраивать гребаное шоу из той ночи, чтобы это считалось чем-то вроде секрета.

Мое внимание вернулось к названию стихотворения. Трахальщица папочек Как оригинально. Из всех странностей, с которыми я сталкивалась, папаши — это не мое. У меня скрутило живот при одной мысли об этом, но я созранила невозмутимое выражение лица. Может, я и отвергнутая в Каспиан Преп, но большинство девушек просто делали вид, что меня не существовало, и меня это устраивало. Уитни, однако, имела на меня зуб с того самого дня, как я поступила.

Она все еще смотрела на меня, когда я встретилась с ее зелеными глазами.

Одна бровь выгнулась к линии ее рубиново-красных волос, как будто она только и ждала, что я сказала бы что-нибудь неподобающее.

Кто я такая, чтобы разочаровывать?

Подмигнув, я прошептала:

— Скажи папочке, что я скучаю по нему.

Ее челюсть упала на пол. Лицо белое как полотно.

И вот так просто, этот дерьмовый день почти того стоил.

Если бы вы собрали всех самых богатых снобов Восточного побережья, кормили их с серебряной ложечки сорок восемь часов подряд, затем собрали мешки их пахнущего розами дерьма и сделали из этого школу, вы бы получили высшую школу Каспиан Преп.

Другими словами, я вписывалась в обстановку, как фен в ванну.

Ссутулившись на стуле, я черной ручкой рисовала старый набросок лилии в своем блокноте, пока мистер Доу бубнил о разделении труда. Я заставила себя слушать ради своей оценки, но чем дольше его скрипучий голос резал мне уши, тем резче становились движения моей ручки. Я ненавидела его голос. Я ненавидела блестящую лысину у него на затылке. Я ненавидела выпирающий живот, нависающий над ремнем. Все в нем грозило вызвать у меня тошноту, вот почему, когда прозвенел звонок, я первая ученица, которая поднялась со своего места, запихнула свое барахло в рюкзак и прямиком направилась к выходу.

Я была в одном жалком шаге от порога, когда услышала это.

— Мисс Резерфорд.

Мои глаза закрылись, ноги остановились, когда студенты толкались вокруг меня.

— Мисс Резерфорд, — на этот раз резче.

Этот гребаный придурок.

Я заскрипела зубами, но в конце концов развернулась, когда последний студент вышел из класса.

Мистер Доу прислонился спиной к краю своего стола, сложив руки на своем массивном, выпирающем животе.

— Наказание. В три часа.

Я сжала лямку своего рюкзака, перекинутого через плечо.

Он бросил взгляд на мой стол.

— На территории школы запрещено курить, не говоря уже о мусоре.

Я неохотно проследила за его взглядом на использованную сигарету под моим стулом, и горечь затуманила мой взор, когда я снова посмотрела на него.

— Я не курю.

Он, конечно, невозмутим, потому что уже знал это.

Он пожал плечами.

— Улики говорят об обратном. Увидимся в три, — он отвернулся и стал рыться в бумагах на своем столе.

Гнев закипал во мне, когда я заставила себя тоже отвернуться.