Читаем Лжецаревич полностью

– Если хочешь мне добро сделать, то… – с волнением промолвил Медведь и вдруг бухнулся на колени перед князем. – То сними с души моей один тяжкий грех… Прости… Ведь я тогда, на охоте, батюшку твоего, Фому Фомича… к медведю в лапы…

Князь Щербинин вздрогнул, побледнел и закрыл рукою Никите рот.

– Ладно… Понимаю… Не досказывай… Прощаю… Бог тебя простил бы… – взволнованно проговорил он.

– Спасибо, княже! Все на сердце легче, – сказал Медведь, поднимаясь с колен.

– Бог простит, Бог простит… – бормотал Алексей Фомич, отходя от него.

Никита посмотрел ему вслед и пробормотал:

– Словно гора с плеч свалилась – простил.

Стефан по-прежнему сидел над трупом Гонорового, но уже не плакал. Он угрюмо смотрел на Никиту и шептал:

– Погоди же! Отплачу!

Толпа любопытных вокруг тела «бешеного пана», вначале густая, мало-помалу начинала редеть. Стефан поднялся с земли.

– Помогите, добрые люди, зарыть покойника, – промолвил он.

На него поглядели косо, и никто не шевельнулся.

– Помогите… – повторил Лис.

Маленький старичок и Никита подошли к нему.

– Погребем его, – сказал Варлаам.

– Коли хочешь, я подсоблю, – промолвил Медведь.

– Спасибо тебе, добрый человек, – проговорил Стефан, обратись к старику. – А от тебя помощи не приму! – кинул он Никите, злобно смотря на него.

– Как хочешь!.. Я тебе не со зла, а по-христиански… Не хочешь – твое дело, – молвил Медведь и отошел.

XXVI. Неповинные жертвы

– Матушка! Ты все тоскуешь. Перестань, родная! Выпьем чашу нашу… Примем венец мученический! – и красавец юноша, сам бледный от волнения, наклонился к матери и целует ее.

Этот юноша – царь Феодор, свергнутый с престола, запертый в бывшем доме бояр Годуновых вместе с матерью, царицей Марьей Григорьевной, и сестрою Ксенией.

– Ах, Федя! Тяжко! Душа болит… Не за себя, а за вас! – как стон вырывается из уст царицы.

– Божья воля, Божья воля! – шепчет Ксения, обнимая мать, и слезы блестят в ее чудных очах.

Да, конечно, только Божья воля могла бросить в темницу царя многомиллионного народа. О, этот ужасный день 1 июня! Москва, казалось, была такою спокойною, тихой. Ничто не предвещало бури. Юный царь верил этому спокойствию.

«Что значит какой-нибудь расстрига, если меня любит мой народ? Мой верный народ защитит меня!» – думал в тот день царь, стоя у одного из окон своего дворца и смотря, как по залитым солнцем улицам города тянутся возы, едут на конях и пешью идут разные люди – важные бояре и оборвыши-смерды, все спокойные, занятые делом.

Вдруг вбегает боярин.

– Царь! Красносельцы изменили! Валят в Москву!

– Может ли быть? – шепчет растерявшийся царь. Но потом в нем просыпается энергия.

– Послать рать на мятежников!

И снова он спокоен: войско разобьет мятежников, и все будет кончено.

Проходит час, другой – и улицы Москвы уже не тихи и мирны. Толпы чем попало вооруженного люда валят, гудят.

– Да здравствует царь Димитрий! Прочь Годуновых! Прочь семя татарское! – слышит царь яростные крики.

Он растерян, он в ужасе. Мать и сестра плачут у него на груди.

– Бояре! Бояре! – кричит он. Но никто не приходит на зов.

И вот топот многих ног. Потные, раскрасневшиеся бородатые лица. Их – его, мать, сестру – схватывают, выталкивают из дворца, запирают в прежний дом Годуновых.

Бывший царь – теперь узник.

Вспоминает пережитое Феодор, окидывает грустным взглядом стены дома-тюрьмы, и что-то клокочет в его груди. Он знает, что еще миг – и он заплачет, как плачут мать и сестра.

– Бога ради! Успокойтесь… Не надо слез… Не надрывайте и без того страждущую душу! – вскричал царевич и заходил по комнате, чтобы чем-нибудь унять свое волнение.

– Федя! Который день мы взаперти? – спросила царица.

– Десятый, матушка.

– Только десятый, а кажется, месяцы прошли! – воскликнула Ксения.

– Да, день – что месяц… О-ох! Боже мой, Боже! И за что такая напасть? – с глубоким вздохом промолвила Марья Григорьевна.

– Что это? Опять Москва шумит! – крикнул Феодор, подбегая к окну.

Взглянул он туда и побледнел.

– Матушка! Пробил наш час! – проговорил он дрожащим голосом, подойдя к царице. – Народ бежит к дому!

– Ко мне, дети! Обнимемся в последний раз! – проговорила Марья Григорьевна.

Слез уже нет на ее глазах. Она полна величавого спокойствия.

– Примем бестрепетно венец мученический! – торжественно сказал Феодор, опустившись на скамью рядом с царицей и обнимая мать.

Ксения спрятала лицо на груди матери и громко рыдала.

– Идут! Идут! – громко вскрикнула она, слыша в сенях топот нескольких ног.

– Готовьтесь, дети! – говорит Марья Григорьевна. Трое стрельцов и за ними Голицын, Мосальский, Молчанов, Шерефединов вошли в комнату…


– Митька! Куда это народ бежит? – спрашивает какой-то оборвыш другого такого же.

– А к дому Годуновых, сказывают. Бежим!

– Что там приключилось такое? – уже на бегу спрашивает первый.

– Сказывают, туда бояре пошли со стрельцами… Говорят… – И Митька, наклонясь к уху приятеля, что-то шепнул.

– Ай-ай! – всплеснул тот руками. – Да неуж ли! Экое дело грешное! Одначе бежим. Узнаем, правда ль. Ай-ай! Грех великий!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Записки кавалерист-девицы
Записки кавалерист-девицы

Надежда Андреевна Дурова (1783–1866) – первая в России женщина-офицер, русская амазонка, талантливейшая писательница, загадочная личность, жившая под мужским именем.Надежда Дурова в чине поручика приняла участие в боевых действиях Отечественной войны, получила в Бородинском сражении контузию. Была адъютантом фельдмаршала М. И. Кутузова, прошла с ним до Тарутина. Участвовала в кампаниях 1813–1814 годов, отличилась при блокаде крепости Модлин, в боях при Гамбурге. За храбрость получила несколько наград, в том числе солдатский Георгиевский крест.О военных подвигах Надежды Андреевны Дуровой более или менее знают многие наши современники. Но немногим известно, что она совершила еще и героический подвиг на ниве российской литературы – ее литературная деятельность была благословлена А. С. Пушкиным, а произведениями зачитывалась просвещенная Россия тридцатых и сороковых годов XIX века. Реальная биография Надежды Дуровой, пожалуй, гораздо авантюрнее и противоречивее, чем романтическая история, изображенная в столь любимом нами фильме Эльдара Рязанова «Гусарская баллада».

Надежда Андреевна Дурова

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза
Грозовой перевал
Грозовой перевал

«Грозовой перевал» – единственный роман английской писательницы и поэтессы XIX века Эмили Бронте. Произведение, которое изменило представление о романтической прозе и завоевало статус классического готического романа в английской литературе.Роковая страсть Хитклифа, приемного сына владельца поместья «Грозовой перевал», к дочери хозяина Кэтрин – завораживающее и устрашающее чувство, которое раскрывает тайны человеческой души.Это роман о любви и ненависти, предательстве и дружбе, мести и прощении. Его действие разворачивается на фоне загадочных и мрачных явлений природы, которые помогают лучше передать состояния героев и те страсти, что бушуют в их душах и поражают своей силой даже искушенного современного читателя.Издание органично дополняют классические иллюстрации Чарльза Брока.

Игорь Афонский , Эмили Бронте , Эмилия Бронте

Детективы / Проза / Классическая проза ХIX века / Боевики / Военная проза