Приземлившись на небольшом частном аэродроме, с хозяином которого у него была договорённость на долгосрочную аренду, Мирон подключил маскировку самолёта, имитирующую старую модель, и накрыл его рваным брезентом. Теперь его крылатый друг ничем не отличался от других древностей, прикорнувших на взлётном поле. После этого он, не мешкая, схватил приготовленную сумку и понёсся к заготовленному убежищу.
Вроде бы всё было чисто, но его не покидало ощущение опасности, так что к концу пути Мирон бежал так быстро, что начал задыхаться. Прежде чем нырнуть в рукотворные катакомбы, он проверил нет ли слежки — зрительно и по приборам, а затем, не удовольствовавшись этим, прислушался к себе. К его радости, ощущение недоброго взгляда исчезло и он, надев плотные перчатки, потянул на себя одну из засохших веток барбариса — она служила рычагом, открывающим потайной ход. Один из мшистых пеньков, поросших брусникой, приподнялся вверх и Мирон, оберегая сумку с аппаратурой, прыгнул в открывшуюся яму. Пенёк занял прежнее положение, и он включил фонарик.
Ход привёл его в бетонный бункер времён Второй мировой войны. «Слава богу, спасён! Даже, если меня выдадут, этой норы всё равно никто не знает», — с облегчением подумал он и поставил сумку с аппаратурой. В полной темноте вампирское зрение было бесполезно, и он направился к генератору, который на днях привёл в порядок. Древний движок не подвёл, несколько рывков и он натужно затарахтел. Лампочки горели тускло, но всё же это было лучше, чем полная темнота.
В бетонной коробке, заваленной мусором, было одиноко и тоскливо, но Мирон решил, что не стоит привередничать, когда на кон поставлена жизнь. «Ничего, потерплю несколько дней, а затем разведаю обстановку и уберусь отсюда. Как бы то ни было, старик не солгал, и я не зря заплатил ему за местонахождение этого якобы бункера Гитлера. Интересно, сколько их? Наверное, штук сто, не меньше. Надо же, какой предусмотрительный жук. Конечно, если Гитлер имеет отношение к данному сооружению, в чём я сильно сомневаюсь». Напряжение ушло и его начал донимать холод, тогда он взял фонарик и отправился исследовать своё убежище — держа его на крайний случай, он редко заглядывал сюда.
Подземелье состояло из нескольких помещений, во всяком случае, та его часть, в которую можно было попасть, — вот только смотреть там было особо не на что, сплошь бетонные стены и кучи бесполезного мусора, как правило, покорёженная армейская мебель: шкафы, столы, табуреты, железные кровати и тумбочки.
Ради интереса Мирон пролез в дыру, ведущую в разбомблённую часть бункера. Это оказалось самое большое помещение из всех, что он здесь видел. А ещё он увидел его обитателей; их скелеты в касках и истлевших мундирах во множестве валялись на полу. «Судя по отсутствию отметин пуль, их, как крыс, потравили газом, — пришёл он к выводу и, принюхавшись, забеспокоился. — Чёрт! До сих пор воняет какой-то дрянью. Как бы самому не отправиться к праотцам».
Ночью он проснулся оттого, что ему почудились голоса, отдающие команды на немецком языке, а затем раздались чьи-то приближающиеся шаги. Когда в нос ударил запах гниющего мяса, Мирон вскочил и в панике бросился бежать. Вслед ему раздалась команда «Halt!», а затем автоматная очередь.
Не помня себя, он выскочил из бункера и только тут к нему вернулся здравый смысл.
Ощутив чужое присутствие, Мирон медленно обернулся. «Вот и славно, крыса сама выбралась наружу», — сказал знакомый голос, и стремительно приблизившаяся земля с размаху ударила его по лицу.
Очнулся он уже в прозрачном боксе, залитом беспощадно-ярким светом, и с яростным воплем рванулся из держащих его пут.
— Заткнись, лежи тихо! — последовал приказ.
Сначала на Мирона обрушился целый поток воды, а затем ударила волна горячего сухого воздуха. При виде приблизившегося манипулятора с бритвой у него прошёл мороз по коже, но дело кончилось бритьём черепа.
— Сейчас я начну потрошить твою голову. Не шевелись, если не хочешь, чтобы я повредил тебе мозг, — последовало предупреждение и Мирон ощутил, как ледяной гель-анестетик отключил чувствительность кожи. При виде приближающегося лезвия дисковой пилы он, чтобы не выдать криком свой страх, поспешно закрыл глаза.
Операция продлилась несколько дольше, чем рассчитывал Ник. Когда он закончил, в хирургическом лотке высилась целая горка чипов, ощетинившихся тончайшими пучками серебристых проводов. Он посмотрел на экран, демонстрирующий жизненные показатели его пациента. Большинство из них были в жёлтой зоне, что говорило о не слишком хорошем самочувствии. «Сам виноват. Пусть скажет спасибо, что я вовремя извлёк всю эту дрянь из его головы; ещё немного и было бы поздно, началась бы атрофия тканей мозга», — он перевёл взгляд на пленника. По бледному до синевы лицу то и дело пробегала волнообразная гримаса боли и тогда он, не приходя в сознание, начинал судорожно дёргаться. От бесплодных усилий на черепе выступили крупные капли пота, которые смешивались с сукровицей, сочившейся из многочисленных разрезов на коже.