Она стала запихивать в телефон жетоны. Роберто сразу ответил, она выслушала его и воскликнула: “Слава богу!” Я тоже слышала голос Роберто, но слов не разбирала. Пока он говорил, Джулиана с облегчением прошептала мне: “Он его нашел, я оставила его на кухне”. Потом она отвернулась, чтобы сказать, как она его любит, но я все равно расслышала. Повесив трубку, она выглядела довольной, но продлилось это недолго — почти тут же Джулиана пробормотала: “Откуда мне знать, что, как только я уезжаю, к нему в постель не запрыгивает Микела?” Она замерла у лестницы, ведущей в метро — здесь нам предстояло попрощаться, мы ехали в разные стороны, — и попросила:
— Подожди еще немного, я не хочу возвращаться домой, не хочу, чтобы Виттория меня допрашивала.
— А ты ей не отвечай.
— Она все равно от меня не отстанет, ведь у меня нет этого чертова браслета.
— Ты слишком переживаешь, так нельзя.
— Я всегда и из-за всего переживаю. Знаешь, что мне пришло в голову сейчас, пока я с тобой говорила?
— Что?
— А если Микела заявится домой к Роберто? Если она увидит браслет? Если она его заберет?
— Помимо того, что Роберто ей этого не разрешит, ты представляешь, сколько браслетов может позволить себе Микела? Какое ей дело до твоего браслета? Да и тебе он не очень нравится…
Она уставилась на меня, накрутила волосы на пальцы, пробормотала:
— Зато он нравится Роберто, а все, что нравится Роберто, нравится ей.
Джулиана попыталась освободить волосы тем же механическим жестом, который повторяла часами, но у нее ничего не вышло: волосы так и остались намотанными вокруг пальцев. Она взглянула на них с ужасом. Спросила тихо:
— Что это?
— Ты так разволновалась, что выдернула у себя волосы.
Она глядела на прядку; ее лицо покраснело.
— Я их не выдергивала, они сами выпали.
Схватив другую прядку, она сказала:
— Гляди!
— Не надо тянуть.
Но она все равно потянула, и между пальцами осталась еще одна прядь длинных волос; кровь, прилившая ей к лицу, отхлынула, и Джулиана побледнела как полотно.
— Я умираю, Джанни, я умираю?
— От того, что у человека выпало несколько волосков, он не умирает.
Я старалась ее успокоить, но на нее словно разом навалились все тревоги, мучившие ее с детства и до сегодняшнего дня: отец, мать, Виттория, непонятные крики взрослых, а теперь Роберто и страх, что она его не заслуживает, что она его потеряет. Она стала показывать мне голову, просила: “Отодвинь волосы, посмотри, что со мной!” Я посмотрела: на коже головы было маленькое белое пятнышко, едва заметная пустота на макушке. Я проводила Джулиану в метро, на перрон.
— Не рассказывай Виттории про браслет, — посоветовала я, — расскажи только, как мы гуляли по Милану.
— А если она спросит?
— Тяни время.
— А если она захочет немедленно его увидеть?
— Скажи, что одолжила мне. И отдохни.
Я посадила ее в поезд до Джантурко.
Мне до сих пор любопытно, каким образом наш мозг вырабатывает стратегии и воплощает их в жизнь, не признаваясь в этом даже самому себе. Сказать, что мы действуем бессознательно, кажется мне неточным и даже лицемерным. Я прекрасно знала, что хочу во что бы то ни стало немедленно вернуться в Милан, каждая частичка меня это знала, но я себе этого не говорила. Так и не признавшись себе в цели нового утомительного путешествия, я сделала вид, что оно необходимо, неотложно, придумала благородные причины для того, чтобы уехать через час после приезда в Неаполь: успокоить охваченную тревогой Джулиану, вернув ей браслет; сказать ее жениху то, о чем она умолчала: он немедленно, пока не поздно, должен на ней жениться и увезти ее из Пасконе, забыв про долг перед собой, перед обществом и прочие глупости; защитить мою взрослую подругу, направив гнев тети на меня, девчонку.
Я купила новый билет, позвонила маме и, не дав ей времени выразить возмущение, предупредила, что останусь в Милане еще на день. Поезд уже почти отходил, когда я сообразила, что не позвонила Роберто. Я сделала это с чувством, что сейчас решается то, что мы обычно называем судьбой. Трубку он взял сразу; честно говоря, я не помню в точности, что мы друг другу сказали, но мне бы хотелось, чтобы все было так:
— Джулиане срочно нужен браслет, я выезжаю.
— Мне тебя жалко, ты, наверное, устала.
— Неважно, все равно надо ехать.
— Когда приходит твой поезд?
— В 22.08.
— Я тебя встречу.
— Хорошо.
Но это выдуманный диалог, он лишь приблизительно передает суть нашей с Роберто негласной договоренности: он сказал мне, что я очень красивая, поэтому, едва сойдя с поезда, я, несмотря на страшную усталость, тут же сажусь в другой поезд под предлогом, что нужно забрать браслет, волшебная сила которого — тебе это известно даже лучше, чем мне! — заключается лишь в том, что он позволит нам вместе проспать эту ночь в той же постели, в которой я видела тебя утром с Джулианой. На самом деле я подозреваю, что между нами и не было настоящего диалога, просто я без лишних слов заявила, как часто поступала в то время, что немедленно возвращаюсь.
— Джулиане срочно нужен браслет. Я сажусь на поезд, вечером буду в Милане.
Возможно, он мне что-то ответил, а возможно, и нет.